Спецификой несторианства было пояснение отношений Бога–Отца, Бога–Сына и Святого Духа метафорой отношений Солнца и света–тепла. Иберийский несториаиский епископ Мар* кус учил, что хотя Солнце одно, но его материальное тело, тепло и свет не образуют трех солнц, так же как Отец, Сын и Святой Дух называются одним Богом (см. [Вэн Шаоцзюнь 1995, с. 13–14]). Метафорическое сравнение Бога с солнцем может быть найдено в ранних несторианских текстах на китайском языке, например в И тянъ лунь ди и (Рассуждения об одном Небе) (см. [там же, с. 119]).
Четыре гипотезы происхождения названия цзинцзяо выдвинул исследователь несторианства Есиро Саэки. Первая указывает на трактовку Мессии как Света. Вторая гипотеза связана со структурой иероглифа цзип, состоящего из компонентов с независимым иероглифическим значением «солнце» (жи) и «столица» (цзин). Последний знак также имеет смысл «большой», на основании чего иероглиф цзин из сочетания цзинцзяо может трактоваться как понятие «Великий Свет». Два других объяснения Саэки связаны с местным контекстом. Танская столица Чанъань находилась под значительным влиянием буддистской школы ми–цзуп и ее «Учения Великого Солнца» (да жи цзяо). По этой причине, чтобы облегчить свое развитие в Китае, несториане могли избрать иероглиф цтн, включающий смысл понятия «Великое Солнце». Заключительное предположение Саэки содержит указание на один из главных даосских канонов Хуанди нэй вай цзипцзип (Сияющий канон Хуан–ди о внутреннем и внешнем), откуда мог быть заимствован термин цзип (см. [там же, с. 2–3]).
Некоторые ученые предполагают, что желание несториан приблизиться к популярной в то время буддистской школе не исключает и обратного. «Эта буддистская секта, поклонявшаяся Вайрочане, верила, что это воплощение закона, или доктрины Будды, называлось Великой религией солнца, так как их священная книга называлась „Каноном Великого Солнца». А может, и наоборот, маленькая буддистская группа обрела свою популярность от христианства» [Holth 1968, с. 26–27].
Датой начала распространения несторианства в Китае считается 6S5 год, когда небольшая группа несторианских миссионеров прибыла из Персии в Чанъань. Возглавлял ее епископ Алобэнь (Alopen, в другой транскрипции — Olopan)[14]. Алобэнь со спутниками был хорошо принят при императорском дворе, и ему было поручено перевести первые несторианские тексты для дворцовой библиотеки. В научной классификации несторианских текстов сложилось условное разделение их на две группы — ранние «писания епископа Алобэня» (начало VII в.) и поздние «писания священника Цзин–цзина (Адама)» (конец VIII — начало XX в.).
К числу ранних несторианских текстов (или «писаний Ало* бэня») относятся:
Сюйтии Мишисо цзин (Канон Иисуса Мессии). Создан между 635 и 638 гг.;
Юй ди эр (Притчи–сравнения, часть вторая);
И тянъ лунь ди и (Рассуждения об одном Небе, часть первая);
Шицзунъ бушгиьуиъ ди сапь (Миром почитаемый о милостивом даянии, часть третья). В тексте упоминается дата — 641 год;
Дашэн тунчжэиъ гуйфа цзапь (Гимн о проникновении в истинное и возвращении к закону Великого Мудреца). Документ датирован 720 г., что дает возможность поместить его хронологически уже после «писаний Алобэня»，но все еще до «писаний Цзин–цзина».
К поздним несторианским текстам («писаниям Цзин–цзина») принадлежат:
Сань вэй мэп ду цзапь (Гимн Святой Троице);
Дацинь цзинцзяо люсин Члсунго бэй суп (Памятник распространения сияющей религии [несторианства] из Дацинь в Китае). Стела с этой надписью была воздвигнута в 781 г.;
Чжи сюань апь лэ цзин (Канон скрыто–таинственного покоя и радости);
Сюань юань бэпь цзип (Канон об основах изначального). Саэки отнес доступный ему вариант этого текста к 786–788 гг. Ставший доступным позднее, соотносимый с ним как составная часть или продолжение, памятник Сюань юань чжи бэнь ^рин (Канон о достижении основ изначального) был датирован 717 г.;
14
Некоторые ученые (среди них были Юл и Хавре) полагали, что «Алобэнь» не есть имя собственное, но представляет фонетическую транскрипцию сирийского «раббан», соответствующего «рабби» — учитель. Другие (Пельо) резонно укалывали на то, что китайский фонетический эквивалент последнего слога не вполне соответствует сирийскому слову (см. [Moule 1930, с. 38, примеч. 22])·