В–седьмых, увлечение едой, питьем, развратом и наслаждением приводит людей в заблуждение и делает их неспособными к различению истины и лжи. Это подобно тому, как брошенная и воду чистого пруда грязь делает отражения и образы нечеткими, а потом они и вовсе исчезают.
В–восьмых, люди любят развлекать себя, сидя на театральных представлениях, тратя время и расходуя духовную энергию. Но на пользу им это не идет — они похожи на сумасшедшего, который смотрит на цветы днями и ночами, напрягая все свои силы и мускулы, но не получая ничего в итоге.
В–девятых, люди следуют неверным учениям (цза г^зяо), но это лишь уводит их в сторону от прямых и истинных действий Это подобно тому, как если бы ремесленннк изготавливал фигуры коров и скота, делал их очень похожими, но если взять их в поле для сельской работы, то это не даст результатов.
В–десятых, люди, фальшиво изображающие совершенствование в законе добра, лишь ищут славы от людей и не понимают, что обманывают себя. Они подобны раковине с жемчужиной — когда рыбак вскрывает ее, то моллюск умирает. Лишь совершенные люди могут забывать о своих страданиях во имя других (см. [Вэн Шаоцзюнь 1995，с. 177–178; Saeki 1937, с. 292–296]).
Прочтя эти строки, нетрудно понять, почему Чжу Вэйчжи назвал «Канон таинственного покоя и радости» «одним из прекраснейших произведении несторианской литературы, чудом переводной литературы при династии Тан, занимающим высочайшее место в истории китайского христианства» (цит. по [Вэн Шаоцзюнь 1995，с. 21]). Среди десятка поэтичных образов ни один не связан напрямую с евангельскими текстами, но все они вобрали в себя лучшие метафоры из китайской культурной традиции. Эти «наблюдения» и поясняющие их образы носят некий уннверсально–синтетнческий характер. В них нет ничего узнаваемо христианского, ничего того, что абсолютно существенно для этой религии (Искупление, Спасение и Воскресение Иисуса), равно как нет и ничего, резко противоречащего христианской вере. С равным успехом они могут подойти и буддистам, и даосам, и носителям любой другой религиозной традиции тайского Китая. На этом основании можно говорить о росте синкретических тенденций в китайском несторианстве VIII в. н.э. Однако в этих текстах также можно увидеть и пропедевтическую направленность, максимально учитывающую полное неведение китайцев относительно азов христианства.
Весьма образны даваемые в тексте от имени Мессии описания «четырех видои побеждающего закона».
На первом месте стоит «отсутствие желаний» (у той). Активность желаний ведет к злу — это подобно тому, как если бы у растения был поврежден один из глубоких корней. Этого не увидеть снаружн, но растение погибнет. Точно так же невидимое внешнему взгляду, спрятанное в человеческом сердце желание лишает «четыре конечности и семь отверстий》этого человека «доброго I玉и». Зло будет возрастать, покои и радость прекратятся. Именно поэтому так велика важность закона «отсутствия желаний»».
Вторым идет «недеяние» (у вэй). Если следовать лишь внешним формам и прилагать к этому активность, то это не будет иметь ничего общего с природой (ахп) и жизнью–предопределением (лшк). Таков корабль, уносимый ветром в море и сотрясаемый волнами. У людей на его борту будет вместо покоя и радости лишь страх кораблекрушения. Следование внешнему и активность делают людей похожими на такой корабль.
Третий вид закона — «отсутствие добродетели» (у дэ). Это означает отсутствие радости от славы, осуществление великого милосердия без разговоров об этом. Надо быть похожим на великую Землю, дающую жизнь и пропитание всему живом)% приносящую пользу без слов. Те, кто следует сияющей религии — несторианству, несут живущим спасение, обретают покой и радость, но не похвалу.
Завершает поучения закон «отсутствия доказательства–свидетельства» (у чжэн). Это означает отсутствие знания, неразличение истинного и ложного, равный подход к добродетельному и к потерявшему добродетель. Это подобно зеркалу (излюбленная буддистами метафора!), отражающему объекты различных цветов, размеров и форм. Будучи таким же беспристрастным, человек реализует свою подлинную природу п достигает покоя и радости.
Христианских мотивов здесь не больше, чем в перечислении «десяти наблюдений». В конце текста Мессия охарактеризовал сияющую религию как оружие и защиту от врага — мирских страстей, победа над которыми должна привести верующего на «тот берег», что совпадает с буддистским наименованием нирваны, а воскресение мертвых связывается не со всемогуществом Бога, а со вдыханием аромата чудесного благовония.