как (возможного и желательного) продолжателя своего дела, а это последнее - как
проекцию собственного бессмертия. Женское существо не в меньшей степени, чем
мужчина, стремится преодолеть собственную смерть. Однако в силу самых разных
причин для женщины не остаётся ничего, кроме деторождения. И здесь, казалось бы,
базовые, психологические "интересы" мужчины и женщины совпадают. Однако на
практике чаще всего они оказываются на каком-то уровне взаимоисключающими.
Отношение матери и отца к ребёнку весьма различно - при условии, конечно, что
отец - не патологическая "тряпка" (такие, увы, не редкость). И если мужчина
сосредоточен на том, чем станет его сын как личность, то мать менее всего
помышляет о каких-то ещё отцовских делах и всяких там бессмертиях и
продолжениях. Для неё главное - чтобы у ребёнка "всё было хорошо".
Итак, расставим точки над "i": мужчина нуждается в наследнике как
продолжателе дела его жизни; женщина же заботится о наследовании её материальных
накоплений. Собственно, это ещё не есть как-то там плохо, или, допустим, вредно.
Эволюционно как-то даже выгодно, что мужчина и женщина в этом смысле не
повторяют, но дополняют друг друга. Однако весь этот "расклад" мы должны
понимать. Именно мы.
И ещё одно. Женщина заботится о том, чтобы ребёнок её вёл счастливое,
спокойное, обеспеченное и беспроблемное существование. Иными словами, чтобы он
был как бы. . . женщиной. Именно так стремится она построить свою семейную
жизнь; ради этого готова даже заставить мужа изменить своему делу, изменить
самому себе. И, что ни говори, женщине это зачастую удаётся - по собственному
опыту знаю.
Это трусливая женская натура выбрала из всего христианского учения лишь то,
что эмоционально было ей ближе - провозвестие о воскрешении в другом, лучшем
мире (что весьма эффективно успокаивало бабский страх перед смертью). Да ещё и
воспроизведение себе подобных - это удовлетворяло животную потребность в
продолжении рода, опять-таки вытекающую из этого страха. После чего христианство
полностью переключилось на проблемы личного спасения и слепого размножения.
Это развязало войну всех против всех, bellum omnes contra omnes. Христиане,
так и не начав заниматься делом, начали выяснять, у кого из них вера "круче" и
благодатнее, то есть более "спасительна". Выбрав из целостной картины мира
именно этот жалкий фрагмент (наличие Божией благодати и момент персонального
спасения), христианство само утратило целостность, оно оказалось
фрагментированным. Христиане атомизировались. Они распались на мелкие
переругивающиеся кучки, собранные не "во имя Моё", но во имя спасения, которое в
действительности и стало "богом" христиан.
Да, чёрт подери. Христиане поклоняются не Богу-Творцу Вселенной, вложившего в
сотворённое Им определённый смысл и вполне конкретные цели. То есть на словах
этот момент безусловно ими признаётся. Однако мышление христиан не доходит до
бердяевской идеи о том, что человек призван к творчеству, что образ Божий в нас
- это в первую очередь творческая способность, и что творчество и есть
продолжение миротворения.
Вместо всего этого христиане поклоняются Богу-Спасителю. Мир, который был
сотворён со вполне определённой целью, стал рассматриваться нашими героями как
своего рода "трамплин" в Царствие Небесное. Соответственно, и Творец этого мира
стал восприниматься как послушный агент, механически обслуживающий процесс
такого "прыжка". Реальный мир стал неинтересен для исторического христианства,
ведь он должен "сгореть". Христиане зажили в виртуальном мире собственного
спасения. И, вместе с этим стало невозможно творчество и неактуальны всякие
позитивные знания об этом мире. Все науки, да и сам человеческий разум были
объявлены "падшими". А угадайте, зачем ещё в раю приводил Бог Адаму зверей? А
угадайте, в чём истинный смысл притчи о неверном управителе? И о чём была самая
последняя молитва Иисуса Христа на Елеонской горе? "Да будут они (ученики)
едины, и да познает Меня мир". Типа: если они рассорятся, то мир и не познает
Его вовсе. Познает, например, что-то другое. . .
Нельзя не заметить, что со временем в христианстве воцарилось
классически-бабское понимание благодати: как некоей (единственно) спасительной
силы, передаваемой подобно электрическому току правильным людям при правильных
действиях. Вообще, всё это отдаёт то ли магией, то ли дремучим антропоморфизмом.
Этот взгляд неверен не только потому, что напрочь отсекает тех, до кого не
дотянулась "электропроводка". Это понимание в корне неверно, так как, во-первых,
судить о том, у кого есть благодать, а у кого - нет, может только Бог. Он, по
своей милости, может послать её кому угодно, и не нам размышлять об этом.
Во-вторых, с этим пониманием расходится фраза Христа: "Где двое или трое собраны
во имя Моё, там Я посреди них (Мф., 18, 20).
В самом деле. Получается, без благодати, без причащения человек не может
реализовывать заповеданное Христом отношение к другим людям? Да для такого
отношения можно вообще ничего не знать о Христе, и слушаться лишь своего сердца.
В-третьих, получается, что какие-нибудь африканские племена, к которым ещё не
проникли католические миссионеры, решительно не в состоянии "спастись". И
вообще, нетрудно заметить, что такое "благодатное" рассмотрение других людей и
других конфессий ведёт лишь к их разобщению, к невозможности объединения, а
значит - в конечном счёте, и неправомерно.
В-четвёртых (и это, возможно, самое главное), не стоит забывать, что каждая
новая церковь, отделяясь в своё время от митрополии, делала это типично
раскольничьим путём. Горе-православные Святой Руси и не догадываются, что в своё
время откололись от Византийской кафедры точно так же, как в 90-х годах от них
отделилась "филаретовская" украинская церковь. Нашими предками был даже
изобретён "самопальный" чин для поставления митрополита - через новую, повторную
хиротонию (сейчас об этом тщательно умалчивают, а между тем это идёт вразрез с
14-м апостольским правилом). Б.Успенский сообщает по этому поводу следующее: "С
учреждением патриаршества в России была принята особая хиротония патриарха; это
специфически русский обычай, которого нет ни в одной другой православной церкви.
Эта традиция восходит, по-видимому, к поставлению митрополита Ионы, которое, как
известно, произошло без санкции Константинополя и фактически положила начало
автокефалии русской церкви. . . Поставление Ионы было делом отнюдь не бесспорным
с канонической точки зрения, поскольку Иона - вопреки принятой практике - был
поставлен не патриархом, а епископами. . . Впоследствии Максим Грек заявлял, что
"непотребно есть поставлятися митрополиту на Руси своими епископы" и отказывался
на этом основании признавать автокефалию русской церкви. . ." И далее: на Руси
"вопреки каноническим правилам митрополиты назначали себе преемника. . . По
словам Никона, патриарх Иов был рукоположен трижды; он указывает далее, что
дважды были рукоположены патриархи Гермоген, Филарет и Иоасаф, и если считать,
что их поставление в патриархи недействительно, то следовало бы отрешить от сана
всех архиереев, которых они посвятили, то есть практически всю русскую церковь"
("Царь и Патриарх". Избранные труды, М. 1996, т. 1 стр. 185 - 204). Видите: не
один, не два, и не три раза нарушались канонические правила в Русской церкви. .
.
Отсюда получаем, что благодати у Русской Церкви - ничуть не более, чем у