В ходе этой борьбы некоторые ариане дошли до еще бо́льших крайностей – начали утверждать, что Сын на самом деле не подобен Отцу (отсюда их название: греч. аномеи, лат. диссимилариане). В ответ центристская ветвь, стремящаяся любым способом сохранить единство Церкви, приняла компромиссную вероучительную формулировку, в которой говорилось просто, что Сын «подобен» Отцу (отсюда название этой партии – омийцы, от греческого «омиос»). Величайшей победой этой партии стал союз с императором Констанцием II, который, объединив своими военными победами всю империю, в 359 году, после долгих переговоров и торгов, навязал формулу «подобия» двум соборам, представлявшим Восток и Запад. Эта попытка покончить со спорами раз и навсегда была названа Ариминским символом веры – по названию города, где происходил западный собор, принявший этот символ. Однако он не прижился и со временем сделался частью вероучения тех, кто начал называть себя арианами.[432]
Юлиан Отступник
Быть может, омийская формула собора в Аримине сумела бы объединить Церковь, если бы Констанций внезапно не умер в 361 году, не дожив и до пятидесяти лет. В это время он вел войска против своего кузена Цезаря Юлиана; узнав о смерти Констанция, тот немедленно заявил свои права на императорский трон. Положение христианства снова резко изменилось: Юлиан, позднее получивший от христиан зловещее прозвище Отступник, публично отказался от христианской веры. Он был воспитан как христианин под надзором Евсевия Никомидийского – однако, как выяснилось, в результате такого воспитания всей душой возненавидел «нелепости» христианства, которому безусловно предпочитал неоплатонизм и поклонение солнцу; вполне возможно, что он был посвящен в культ Митры.[433] Это был человек, тонко чувствующий и глубоко мыслящий, быть может, более философского склада, чем полезно для властителя. По отношению к христианам он принял поистине убийственную стратегию – отстранился от их споров и дал им вести свои внутренние баталии без рефери: из этого мы видим, как быстро император приобрел ключевую роль в церковных диспутах. Юлиан прекратил уничижение традиционных культов, и в этом народ его горячо поддержал: кое-где происходили даже христианские погромы, в том числе, по-видимому, народом был убит Георгий, новопоставленный епископ Александрийский, – хотя остается неясным, не были ли главными подстрекателями толпы сторонники предыдущего епископа Афанасия.[434]
Лишь безвременная смерть Юлиана – он погиб в военной кампании на восточных границах империи в 363 году – восстановила союз императорского трона и имперской церкви. Иные полагали, что копье, ставшее причиной его смерти, было пущено не вражеской рукой – и в Антиохии, городе, где христианское большинство было для императора постоянным источником раздражения, известие о его гибели было встречено нескрываемым ликованием.[435] Для Афанасия настал очень удачный момент, особенно учитывая, что был мертв его соперник Георгий. Ряды омийцев редели: богословский радикализм аномеев заставлял и их оппонентов занять более жесткую позицию, а уязвимость христианства, столь наглядно продемонстрированная Юлианом, побудила лидеров восточных церквей задуматься о необходимости найти новый срединный путь. Была среди них группа, которую кипрский епископ Епифаний, более искусный мастер ярлыков, чем Афанасий, окрестил полуарианами. Стремясь положить конец спору, они изменили употребляемый Церковью термин «омоусиос», добавили к нему всего одну йоту и стали говорить, что Отец и Сын не единосущны, а «подобосущны», т. е. подобны друг другу по своей природе (омойусиос).[436]
432
Соборы и различные символы веры подробно описаны в: Stevenson (ed., 1989), 13–21, 39–41, 45–48.
433
О Юлиане, вместе с первоисточниками, см. в: S.Tougher,
435
J.Huskisson, “Pagan and Christian in the Third to Fifth Centuries”, in Wolffe (ed.), 13–41, at 31.