Иудеи Александрии
Одна из значительнейших иудейских общин сформировалась в египетском приморском городе – величайшем из памятников Александру, символе успеха эллинистической цивилизации в Восточном Средиземноморье: Александрии. Во времена Иисуса там жили около миллиона иудеев – крупнейшая иудейская община за пределами Палестины: они легко завладели бы городом, если бы иудейская религия не предписывала им не смешиваться с язычниками.[88] В этой богатой и процветающей общине, разумеется, очень сильно было искушение перенять обычаи и привычки окружающего – греческого – мира. И сотни лет не прошло с тех пор, как ненависть ко всему греческому толкнула Иуду Маккавея на открытое восстание против Антиоха – а александрийские иудеи уже настолько привыкли к греческому языку вместо своего собственного, что вынуждены были перевести свои священные книги на греческий, опасаясь, что иначе перестанут их понимать. Название этого собрания переводов (к которому эллинизированные иудеи добавили свои собственные апокрифы) показывает нам, как гордились грекоязычные иудеи своим достижением: переводы стали известны как «Септуагинта» – латинское слово, означающее «семьдесят». Это отсылка к семидесяти двум переводчикам, которые, по легенде, трудились семьдесят два дня, а сами они напоминали о семидесяти старцах, бывших с Моисеем на Синае во время Исхода.[89] Этот перевод охотно приняли христиане, но сами иудеи в дальнейшем потеряли к нему интерес и пользовались другими.
В целом эллинизированные иудеи стремились завоевать уважение греков к своей культуре куда больше, чем сами греки интересовались иудаизмом. Реакция греков на переводы священных иудейских писаний поставила перед иудеями проблему: греки, конечно, уважали древность, но немало удивлялись тому, что столь могущественный Бог занимается такими странными вещами – гуляет в Эдемском саду, втягивается в споры с жалкими смертными – Лотом или Ионой. Многие иудеи пришли к выводу, что за этими библейскими эпизодами, странными и, по видимости, нелепыми, должен скрываться какой-то более глубокий смысл – что это аллегории. В конце концов греки к этому времени давно уже научились извлекать аллегорическое значение из собственных мифов и Гомеровых поэм (см. с. 47–48)! В библейских комментариях современника Иисуса, александрийского ученого и историка по имени Филон, иудейский аллегоризм расцветает пышным цветом.[90] Когда в Александрии наряду с иудейской общиной сложилась христианская, филоновский аллегорический метод оказал большое влияние и на нее.
Модификация иудейских религиозных представлений
В других областях иудейская религиозная мысль также не чуралась модификации тех или иных сторон своей веры, которые помогли бы сблизить иудаизм с другими религиями. Из греческой мысли иудеи заимствовали понятие небытия, и это дало им новый взгляд на творение. Вторая книга Маккавейская, апокриф, написанный во II веке до н. э., впервые в иудейской литературе настаивает, что Бог сотворил мир не из какой-то бесформенной хаотической материи, а «из ничего».[91] Впоследствии это оказалось значимо для христиан, стремившихся найти убедительный способ выражения своей веры в то, что Бог может оставаться божеством, войдя в созданный им мир. Рассуждения греков о небытии помогли иудеям изменить свои представления о началах мира: из этого же источника иудейские мыслители заимствовали новые представления о конце человеческой жизни и о том, что происходит с человеком после смерти. До эпохи Маккавеев, говоря о Боге, иудеи в целом проявляли мало интереса к посмертию; иудаизм говорил о земной жизни и стремился объяснить те беды и трагедии, что случаются с человеком на земле, не выходя за ее пределы. Поэтому в ТаНаХе мы не найдем почти ни слова о смерти и о том, что происходит дальше. А то немногое, что можно найти на эту тему в текстах, написанных до Вавилонского пленения, говорит скорее о том, что после физической смерти жизнь – для всех, кроме, быть может, немногих и редких исключений, – заканчивается полностью и бесповоротно.
91
2 Мак 7:28. G.O’Collins and M.Farrugia,