Как Иисус понимал свое дело
Итак, Иисус был убежден, что облечен от Бога особой миссией – проповедовать Божью весть, сосредоточенную вокруг скорого и неминуемого преображения мира; однако о себе самом он говорил двусмысленно и с сознательной иронией, а высказывания его часто окрашены тонким юмором. Он говорил о том, что занимает в божественном плане некое особое место, ожидал последнего суда, на котором будет играть ведущую роль, но в то же время предвидел, что на пути к этому победному концу его самого и его последователей ждут страдания и смерть. Порой толпа смеялась его шуткам. Порой – ужасалась и негодовала его вольным отзывам о признанных авторитетах, например, когда он издевался над другими религиозными учителями, говоря, что они «отцеживают комара и проглатывают верблюда». С точки зрения обывательского здравого смысла многие его слова не входили ни в какие ворота; «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов», сказал он человеку, который хотел прежде похоронить своего отца, а затем уже идти к нему в ученики.[138] Это изречение явно подлинно: авторам евангелий пришлось сохранить его в тексте, хотя оно возмущает и благочестие всех древних религий, и нормальные человеческие инстинкты; более того, в течение всей своей последующей истории христианство оставалось глухо к этому завету. Порой Иисус озадачивал своих слушателей загадочными речениями, которые потом «расшифровывал» в узком кругу, для ближайших учеников.[139] Он обладал некоей силой: вокруг него, как и вокруг многих харизматичных учителей, на протяжении веков множились рассказы об удивительных исцелениях, чудесном снабжении едой и питьем, даже о воскрешении мертвых (по крайней мере тех, кто казался мертвыми). На протяжении многих столетий именно чудеса Иисуса привлекали к нему верующих – и лишь в последние три века, благодаря Просвещению, они все чаще вызывают у христиан неловкость или интеллектуальный конфликт.
Разумеется, Иисус, будучи евреем, жил и действовал в русле традиций, составляющих еврейскую идентичность. Из евангелий мы видим, что он относился к иудейскому Закону с рыцарским благородством и соблюдал его требования, хотя порой, почти по капризу, их нарушал, чем породил среди христиан последующих поколений бесконечные споры о том, до какой степени следует ему в этом подражать. Даже утонченнейший современный анализ не в силах определить действительное отношение Иисуса к Закону. Быть может, он попросту не считал нужным быть в этом вопросе последовательным – ведь Царство Божье, в котором изменятся все законы, должно было прийти со дня на день. Поэтому его не особо беспокоило ни соблюдение иудейского святого дня (Шаббата), ни многообразные правила сохранения ритуальной чистоты; зато он серьезно относился к клятвам, особенно к брачным обетам. В этом отношении Иисус был более суров, чем обычная иудейская практика, воплощенная в Законе Моисеевом, – слишком суров даже для позднейшей Церкви. Судя по всему, одним из основных его принципов был полный запрет разводов; но посмертный его апостол и истолкователь Павел из Тарса (см. с. 119–124) постарался найти выход из этой неудобной «заповеди Господней», и один из евангелистов так же нервно прибавил к запрету на развод – разрешение в случае прелюбодеяния.[140]
Распятие и Воскресение
Разумеется, Иисус всем сердцем любил Иерусалимский храм. Именно глубокие чувства к этой святыне заставили его предсказать ее разрушение, а возможно, и добавить, что сам он смог бы восстановить его в три дня. В Храме Иисус вызвал смятение и беспорядки, публично протестуя против превращения его в место торговли и получения барыша, – этому и были посвящены его последние, роковые публичные выступления. В Иерусалиме его арестовали, судили и казнили на холме неподалеку от города, вместе с двумя разбойниками, применив к нему ужасную римскую казнь – распятие. Эти события – так называемые «Страсти», от слова «страдать» – представляют собой драматическую кульминацию евангельского рассказа об общественном служении Иисуса. По своей трагической высоте рассказ о Страстях стоит выше последующих историй о Воскресении и новых явлениях ученикам. Началом этой истории унижения, мучений и смерти становится вечер накануне того дня, когда Иисус был предан храмовым и римским властям – его Тайная вечеря, то есть ужин с двенадцатью апостолами. Не только синоптические евангелия, но и Павел из Тарса (это одно из крайне редких у Павла упоминаний о земной жизни Иисуса) рассказывают, что он взял хлеб и вино, преломил хлеб, произнес благодарение и дал то и другое ученикам. Это был не простой ужин, а ритуальная трапеза, посвященная иудейскому празднику Пасхи – радостному дню, когда иудеи вспоминают свое освобождение от египетского рабства (см. с. 75–76).
139
Описание обширных споров ученых о «мессианской тайне» см. в: C.Tuckett (ed.),
140
E.P.Sanders,