В 1215 г. IV Латеранский собор призвал к некоторой терпимости в отношении греков и утверждал: «И если мы хотим уважать и поощрять тех греков, которые в наши дни возвратились к послушанию Апостольскому Престолу, по случаю чего мы можем поддержать их обычаи и обряды, насколько мы могли бы, с Божьей помощью, мы хотим и должны при этом не соглашаться с тем, что составляет опасность для душ и наносит ущерб церковному почитанию». Собор считал, что единство Церкви будет достигнуто тогда, когда латиняне повсюду будут епархиальными епископами, а греческие епископы им будут подчинены в качестве викарных. Собор предписывал: «Принимая во внимание тот факт, что во многих местах в одном и том же городе и одной и той же епархии проживают люди, говорящие на разных языках, которые при всем единстве в вере имеют различные обряды и обычаи, мы повелеваем, чтобы епископы таких городов и епархий поставили подходящих людей, которые вели бы богослужение соответственно обрядам и языкам и совершали таинства. Они должны также учить своих верующих словом и примером. Однако мы безусловно запрещаем, чтобы в этих городах и епархиях были различные епископы. Такой организм был бы подобен монстру, как если бы одно тело имело много голов. Но если по каким-либо причинам создается настоятельная необходимость подобного, местный епископ должен благоразумно поставить своим викарием кафолического прелата греческого обряда, который должен быть ему послушен и подчинен во всех делах».
Разумеется, греки считали (как прежде это делали армяне, сирийцы и копты) подчинение одной части христианского мира другой делом, недостойным церкви. В этом следует с ними согласиться, и неудивительно, что унии, достигнутые с помощью силы, были недолговечны. Когда преобладание латинян закончилось с падением государств, созданных крестоносцами, подобные унии рассыпались. В течение всего времени, пока такое положение вещей сохранялось, в Константинополе, порой также в Антиохии и Иерусалиме оставались греческие претенденты на патриаршие престолы. Они не могли добиться ничего, и протест против унии, который был заложен в их избрании, ничего не менял; латинские высокопоставленные клирики исполняли свое служение как для греков, так и для латинян. После падения государств, созданных крестоносцами, места патриархов были заняты греками, хотя латиняне, со своей стороны, имели на эти места своих претендентов. Но теперь латинские епископы должны были находиться вдали от патриарших тронов и не имели никакого влияния на патриархат.
Повсюду, где латиняне могли утвердить свою власть, они просто подчиняли восточных христиан латинской церкви. Иерархи соседних с ними древневосточных церквей (отделенных от греков) из стран, еще не завоеванных крестоносцами, получали приглашения на соборные совещания с целью достичь с ними церковной унии.
Когда крестоносцы пришли на Восток, в ливанских горах жили марониты, словно христианский остров в мусульманском мире, не общаясь ни с одной из христианских церквей. Их церковь принадлежала к западносирийской традиции, о возникновении и судьбе которой вплоть до вторжения крестоносцев до сих пор не написано ни ими самими, ни европейскими историками ничего, пользующегося всеобщим признанием. Власть крестоносцев не распространялась на родину маронитов, и потому те не были в состоянии подчинить последних Римской церкви. Но марониты были рады получить христианских соседей. Завет Христа хранить единство и соображение полезности быть в дружбе с сильными воинами побудили их вступить в церковное общение с латинянами. Это решение они приняли добровольно. Вся община маронитов во главе с патриархом заключила унию с латинянами. Перед ними не вставал вопрос о том, не будет ли уния с западноевропейскими церквами отказом от церковного общения с другими восточными церквами, потому что они были совершенно изолированы. Просто уния означала конец их полной изоляции.
Все марониты остались в унии с Римской церковью до сегодняшних дней. Их церковь, единственная из состоящих в унии с Римом церквей, которая не составляет конкуренции ни одной церкви с такой же традицией, не связанной с Римом. Однако ее история есть пример все возрастающей потери самостоятельности благодаря усиливающемуся влиянию большой западной церкви, на что маленькая и по земным меркам «отсталая» Маронитская церковь не могла ответить в сопоставимом объеме.
49
Гл. 9 IV Латеранского собора; цитировано по W. de Vries, Rom und die Patriarchate des Ostens, Freiburg 1963, S. 37.
50
Ср. P. Dib, ст. Maronite (église), раздел II/II: L'époque des croisades, â DThCath X, 34-40; P. Sfair, ñò. Maroniti, в Enciclop. Catt. VIII, 177-182; M. Breydy, Art. Maroniten, в TRE XXII, 169-174; B. Spuler, Die morgenlandischen Kirchen, Leiden 1964, S. 217-225.
51
Ср. рассуждения о трех этапах почти подавляющего римского воздействия в XVI и XVIII вв. и из-за ССЕО у Е. Hammerschmidt, ст. Maroniten, в LThK 2VII, 101-103; L. Wehbé, ст. Maronita, monachesimo, в Diz. degli Ist. di Perfezione V, 1007-11; D. Schön, Der CCEO und das authentische Recht im christlichen Orient, Würzburg 1999, особенно S. 170-176; 179-187; 414-434.