Дядя Аксель еще много рассказывал мне о южных землях, и все это было очень интересно, но он не сказал мне того, что я хотел узнать. И тогда я прямо спросил:
- Дядя Аксель, есть ли там города?
- Города? - Повторил он. - Кое-где встречаются поселки, величиной примерно с Кентак, но по-разному построенные.
- Нет, - сказал я. - Я имею в виду большие города. - Я описал ему город из моего сна, но не говорил ему, где его видел.
Он поглядел на меня со странным выражением:
- Нет, я никогда ни о чем подобном не слышал, - сказал он.
- Может быть, дальше? Дальше, чем тебе приходилось бывать? - Предположил я.
Он покачал головой.
- Дальше идти невозможно. Море там полно водорослей, сплетенных в клубок. Корабль не может пробиться сквозь них и если попадает в их паутину, то врядли имеет шанс выбраться.
- О, - сказал я. - Но ты уверен, что там нет городов?
- Конечно, - ответил он. - Если бы они были, кто-нибудь услышал бы про них.
Я был разочарован. Значит, если бы мне удалось убежать, найти подходящий корабль и отправиться на юг, то это было бы не лучше, чем идти в окраины.
Я вновь вернулся к мысли, что город во сне - один из городов древних людей, а не передача мысленного образа города, существующего где-то на юге.
Дядя Аксель продолжал говорить о сомнениях в подлинности облика, которые породили в нем путешествия. Потом он спросил меня прямо:
- Ты понимаешь, Дэви, зачем я рассказал тебе это?
Я не был в этом уверен. Возможно, я сопротивлялся ударам по аккуратному миру, в котором был воспитан. Я вспомнил фразу, которую слышал несколько раз:
- Ты утратил веру? - Спросил я.
Дядя Аксель фыркнул с презрением.
- Глупости проповедников! - Сказал он и на некоторое время задумался. - Я рассказал тебе, - продолжал он, - чтобы ты понял: то, что говорят люди, это еще не доказательство истинности. Никто в действительности не знает, каков на самом деле правильный облик, да и сам человек в целом. Все они только думают, что знают - и мы думаем также. Но мы не можем даже доказать, что у самих древних людей был правильный облик.
Он повернулся и вновь пристально посмотрел на меня.
- Как же можно быть уверенным, что-то отличие, которое есть у вас с Розалиндой, не делает вас ближе к древним людям? Возможно, что действительно, именно древние люди воплощали правильный облик. Одна их способность, как говорят, заключалась в умении разговаривать друг с другом на большом расстоянии. Но ведь ты умеешь делать это… И ты, и Розалинда. Подумай об этом, Дэви. Может, вы с Розалиндой ближе всех к правильному облику.
Поколебавшись немного, я решился:
- Не только Розалинда, дядя Аксель. Есть и другие.
Он удивленно взглянул на меня.
- Другие? - Переспросил он. - Кто они? И сколько их?
Я покачал головой.
- Я не знаю, кто они, не знаю их имен. Имена не передаются мыслью, это тени, которые нельзя уловить. Вы просто узнаете того, кто входит в контакт, как узнают человека по голосу. О Розалинде я узнал совершенно случайно.
Он продолжал задумчиво смотреть на меня.
- Сколько вас? - Повторил он.
- Восемь. Было девять, но один замолчал с месяц назад.
Вот об этом я и хотел спросить тебя, дядя Аксель. Как ты думаешь, не узнал ли кто-нибудь… Мы боимся, что кто-нибудь догадался… Если кто-нибудь разгадал нашу тайну… - Я замолчал, чтобы он закончил мою мысль. Он опять покачал головой.
Не думаю. Мы услышали бы об этом. Может быть, он просто уехал. Он жил поблизости?
- Наверное… Точно не знаю, - сказал я. - Но если бы он собирался уезжать, он обязательно сказал бы нам об этом.
- Но он сказал бы и о том, что кто-то догадался, не так ли? - Предположил дядя. - Мне кажется, что это больше похоже на несчастный случай, наступивший внезапно. Ты хочешь, чтобы я постарался что-нибудь разузнать?
- Пожалуйста. Некоторые из нас испугались, - объяснил я.
- Хорошо, - он утвердительно кивнул. - Я посмотрю, что тут можно будет сделать. Ты говоришь, что это был мальчик. Вероятно, не очень далеко отсюда, месяц назад. Что-нибудь еще?
Я рассказал ему, что мог, но этого было очень мало. Было большим облегчением для меня узнать, что он постарается выяснить, что же случилось. Поскольку с тех пор уже прошел целый месяц, и ничего не случилось, мы беспокоились меньше, но все еще не успокоились окончательно.
Перед расставанием он вновь вернулся к мысли о том, что никто не может знать то, каков на самом деле правильный облик.
Позже я понял, почему он сказал это. Я понял также, что его не очень беспокоит правильность облика. Я не могу сказать, пытался ли он предупредить чувство тревоги или неполноценности, которое могло возникнуть у меня, и у всех нас, когда мы лучше познакомимся со своими способностями. Может быть, все было лучше оставить как есть, но с другой стороны, он все же уменьшал тревогу пробуждения…
Во всяком случае, пока я решил не убегать из дому.
Практические трудности казались мне непреодолимыми.
ГЛАВА 7
Появление моей сестры, Петры, было настоящим сюрпризом для меня, но не для остальных. С неделю или две в доме чувствовалось какое-то слабое, не вполне определенное ожидание каких-то событий, но их не называли и не упоминали.
Что касается меня, то я вообще не чувствовал, что что-то готовиться, пока однажды ночью не закричал ребенок. Это был, несомненно, пронзительный крик ребенка, и звучал он в нашем доме, где днем раньше никакого ребенка не было. Но на следующее утро никто не вспоминал о ночных звуках. Никто не смел говорить об этом, пока инспектор не выдаст удостоверение, что это человеческий ребенок с правильным обликом. Если бы, к несчастью, ребенок в чем-то нарушал бы правильный облик, то он не мог бы получить удостоверение, никто ни о чем бы не подозревал, и весь инцидент был бы предан забвению.
Как только рассвело, отец послал батрака на лошади за инспектором, и в ожидании его прибытия вся семья, скрывая беспокойство, занималась обычными делами.
Спокойствие становилось все более притворным по мере того, как проходило время. Отец, как человек с известным влиянием в округе, ожидал, что инспектор приедет немедленно. Но батрак явился лишь с вежливым посланием, в котором инспектор обещал найти время и заглянуть к нам в течение дня.
Даже для праведного человека не очень мудро ссориться с инспектором, тем более обличать его публично. У инспектора найдется множество возможностей отомстить.
Отец очень рассвирепел, тем более, что условия не позволяли ему проявлять гнев. Более того, он подозревал, что инспектору только и нужно, чтобы он выдал себя. Он все утро слонялся по дому и двору, скрывая свой гнев на инспектора и придираясь к самым обычным делам и занятиям домашних, так что скоро все ходили на цыпочках и старались не привлекать его внимания.
Никто не смеет объявить о рождении, пока ребенок не будет официально осмотрен и одобрен. И чем больше откладывается это официальное извещение, тем больше поводов для подозрений и злословия. Поэтому все старались получить удостоверение как можно быстрее.
Не употребляя слова «ребенок», мы все делали вид, что мать лежит в постели из-за простуды или другого недомогания. Моя сестра Мери время от времени входила в комнату матери, а в промежутках она скрывала свое беспокойство, громко командуя служанками. Я старался держаться поблизости, чтобы не пропустить момент объявления. Отец продолжал бродить.
Неопределенность усугублялась тем, что два ребенка моей матери перед тем не получили удостоверений. Мой отец опасался и, вероятно, инспектор тоже - третьего случая, так как согласно закону, после рождения третьего неправильного ребенка он должен был отослать жену и жениться на другой женщине. Но поскольку было бы невежливо и неосмотрительно посылать инспектору вторичное приглашение, ничего не оставалось делать, как притвориться спокойным.