В разговор вмешался Марк:
- Я все слышал. Буду держать наготове слух про северо-запад.
- Хорошо. Но не распускай его, пока я не скажу. Я думаю, что Розалинда сейчас спит. Скажи ей, пусть свяжется со мной, когда проснется.
Я пообещал, и они на время отключились. Я продолжал нести свою вахту еще в продолжении нескольких часов, а потом разбудил Розалинду. Я лег на ее место, передал ей просьбу Майкла и через минуту или две уснул.
Возможно, я спал некрепко, а может, это было простым совпадением, но я проснулся и тут же уловил полную боли мысль Розалинды:
- Я убила его, Майкл… Он мертв…
Затем она начала посылать хаотические, панические образы.
Твердо и уверенно прозвучали мысли Майкла и Марка:
- Не пугайся, Розалинда. У тебя не было другого выхода. Это война. Война между нами и ними. Не мы начали ее, но мы имеем столько же прав на существование, сколько и они. Не бойся, Розалинда, ты должна была это сделать.
- Что случилось? - Спросил я, садясь.
Они не обратили внимания на мой вопрос, или были слишком заняты, чтобы заметить мое пробуждение.
Я осмотрел полянку. Петра спала рядом со мной, гигантские лошади спокойно паслись и щипали траву. Вновь послышалась мысль Майкла:
- Спрячь его, Розалинда. Постарайся найти яму и присыпь его листьями.
Пауза. Потом Розалинда уже не такой отчаянной, но все же окрашенной горечью мыслью, согласилась. Я встал, взял лук и пошел в том направлении, где находилась Розалинда. Дойдя до края поляны, я сообразил, что оставил Петру беззащитной, и дальше не пошел.
Вдруг среди ветвей появилась Розалинда. Она медленно шла, вытирая стрелу об охапку листьев.
- Что случилось? - Повторил я.
Но она, казалось, утратила контроль над своими мыслями, они были смяты и разорваны чувством отчаяния. Подойдя ближе, она сказала словами:
- Это был мужчина. Он нашел следы лошадей. Я видела, как он шел по ним. Майкл сказал… О, я не хотела этого, Дэвид, но что я могла сделать?
Глаза ее были полны слез. Я обнял ее, и она заплакала, положив голову мне на плечо. Я ничем не мог ее успокоить. Ничем, кроме того, что повторить слова, сказанные Майклом о том, что сделанное ею было абсолютно необходимым.
Через некоторое время мы медленно пошли обратно. Она села рядом со все еще спящей Петрой. Я спросил:
- Как насчет его лошади? Она убежала?
Она покачала головой.
- Не знаю. Наверное, у него была лошадь, но когда я его увидела, он шел по нашим следам пешком.
Я подумал, что стоит вернуться по его следам и найти привязанную лошадь. Пройдя с полмили, я не нашел лошади, а также каких-либо следов, кроме тех, что оставили наши гигантские лошади. Когда я вернулся, Петра уже проснулась и разговаривала с Розалиндой. День продолжался. Не было слышно ни Майкла, ни остальных. Несмотря на случившееся, казалось, что лучше оставаться на месте, чем двигаться днем, с риском быть обнаруженными. Поэтому мы решили ждать.
Вдруг, вскоре после полудня, что-то донеслось до нас.
Это не было мысленным образом, это не имело формы, это был взрыв отчаяния, подобно крику агонии. Петра вскрикнула и с плачем кинулась в руки Розалинды. Удар был такой, что причинил боль всем нам. Розалинда и я смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Руки мои дрожали. Но мысль была так бесформенна, что мы не могли даже сказать, от кого она принята.
Затем была боль и стыд, смесь, перекрываемая безнадежным отчаянием, характер которого свидетельствовал, что послала его Кэтрин. Розалинда взяла меня за руку и крепко сжала. Мы терпели, пока не ослабела острота мысли.
Внезапно вступила Салли, отрывисто и с чувством любви и сострадания к Кэтрин, а потом с болью, к нам, остальным.
- Они ее сломали. Они сломали Кэтрин. Кэтрин, дорогая… Они пытали ее. Вы не смеете осуждать. Это могло случиться с каждым из нас. Она не может сейчас нас слышать… О, Кэтрин, дорогая… - Ее мысли растаяли в остром отчаянии.
Майкл, сначала неуверенно, а потом все тверже и тверже сказал:
- Это война. Когда-нибудь и я убью за то, что они сделали с Кэтрин.
После этого около часа ничего не было слышно… Мы неубедительно пытались успокоить Петру. Она мало поняла из того, что произошло, но она уловила интенсивность нашей тревоги и испугалась.
Потом вновь послышалась мысль Салли, очень тихая, слабая, как если бы Салли заставляла себя посылать ее.
- Кэтрин созналась, я подтвердила, что она говорила. Они заставили бы меня тоже, в конце концов. Я… - Она заколебалась. - Я не смогу этого выдержать. Только не раскаленное железо… Простите меня все… Простите нас обеих… - Она оборвала свою мысль.
Майкл с беспокойством сказал:
- Салли, дорогая, конечно, мы не осуждаем вас… Никто из нас. Мы понимаем. Но мы должны знать, что вы сказали им. Как много они знают?
- О мысленных образах… И о Дэвиде, и о Розалинде. Они были почти уверены в этом, но им нужно было подтверждение.
- О Петре тоже?
- Да… О! О!.. - Донеслась волна угрызения совести и раскаяния. - Мы вынуждены были… Бедная маленькая Петра… но они и без нас знали. Это была единственная причина, по которой Дэвид и Розалинда могли взять ее с собой. Наша ложь не спасла бы ее.
- О ком еще?
- Ни о ком. Мы сказали, что больше никого не было. Я думаю, они верят в это. Они все еще задают вопросы. Хотят узнать побольше. Они хотят знать, как мы создаем мысленные образы, и как далеко они ощущаются. Я солгала им. Сказала, что не дальше пяти миль. К тому же, сказала я, на таком расстоянии они едва различимы… Кэтрин почти без сознания. Она не может говорить с вами. Но они продолжают задавать вопросы снова и снова и снова… Ее ноги, Майкл, ее бедные, бедные ноги…
Мысль Салли окрасилась болью и исчезла.
Все молчали. Я подумал, что мы слишком поражены и изранены. Слова можно было произнести, а затем истолковать, но мысленные образы были внутри нас, и они причиняли боль…
Солнце уже было низко, и мы начали собираться, когда в контакт с нами вновь вступил Майкл.
- Слушайте, - сказал он, - они восприняли все это очень серьезно. Они очень встревожены. Обычно отклонения в районе легко обнаруживались. Никто не может появиться где-нибудь без удостоверения, всех вновь рожденных осматривает инспектор. Их особенно встревожило то, что у вас нет никаких внешних признаков. Мы жили около них примерно двадцать лет, и они ничего не подозревали. Мы ничем не отличаемся от нормальных. Разослано описание вас троих, в нем вы официально признаны мутантами… Это значит, что вы не люди и лишены всех прав, какие дает человеку общество… Всякий, кто помогает вам, совершает уголовное преступление. Всякое утаивание сведений о вас также будет караться.
Следовательно, вы вне закона. Любой может выстрелить в вас без предупреждения и не будет наказан. Назначена большая награда, если вас доставят мертвыми, но еще большая за живых.
Последовала пауза. Мы обдумывали услышанное.
- Не понимаю, - сказала Розалинда. - Если бы нам позволили уйти и не возвращаться…
- Они боятся нас. Они хотят захватить нас и узнать о нас побольше, поэтому и назначена большая награда. Это уже не вопрос о правильности облика, хотя говорят они об этом. Они увидели в нас реальную опасность. Представьте себе, что нас много, что мы способны улавливать мысли друг друга и координировать свои действия без необходимых им слов и посланий, тогда они не смогут контролировать нас и охранять свою власть. Мы всегда сумеем перехитрить их. Они считают это очень опасным, поэтому и хотят узнать о нас побольше, пока нас еще немного. Они считают это вопросом выживания - и они совершенно правы, вы знаете.
- Они убьют Салли и Кэтрин?
Этот неосторожный вопрос задала Розалинда. Мы ждали ответа двух девушек. Его не было. Что это значило, мы не знали. Они могли закрыть свой мозг для нас, могли спать от истощения, а может они были уже мертвы… Майкл был с этим не согласен.
- Нет причины убивать их, они и так в их руках. А убийство вызвало бы большое беспокойство и недовольство, пока вас не поймали. Объявить новорожденного ребенка не человеком из-за физического уродства - это одно дело, а здесь случай довольно деликатный - это тоже следует учесть. Людей, знавших их много лет, очень трудно будет заставить признать девушек нелюдями. Если они будут убиты, это вызовет большие волнения и недовольство властями.