Мы продолжали свой путь при свете звезд, дорога извивалась между кустов и деревьев, но в целом шла в юго-западном направлении. И без предупреждения Майкла мы напрягали слух и зрение, чтобы заметить признаки преследования. На протяжении нескольких миль ничего не было слышно кроме тяжелого топота копыт, слабого скрипа корзин и подпруг. Иногда маленькие зверьки убегали с нашей дороги. Через три часа впереди начала вырисовываться темная полоса. И вот уже перед нами темной стеной маячил лес.
В темноте нельзя было сказать, насколько он частый. Наиболее целесообразным было продолжать движение по нему, а потом уж, если он окажется непроходимым, вдоль него, в поисках прохода.
Мы так и сделали, но когда были уже в ста ярдах от леса, безо всякого предупреждения сзади раздался выстрел, и мимо нас просвистела пуля.
Обе лошади вздрогнули и бросились вперед. Я чуть не вылетел из корзины. Веревка, которой была привязана вторая лошадь, с треском лопнула. Освободившееся животное обогнало нас и свернуло налево. Наша лошадь последовала этому примеру. Нам ничего не оставалось, как втиснуться в корзины и укрыться от комков земли и камней, летевших из-под копыт бежавшей впереди лошади.
Где-то за нами прозвучал второй выстрел, и лошади побежали еще быстрее.
Некоторое время продолжался этот бешеный галоп, потом мы снова увидели вспышку. При звуке нового выстрела наша лошадь прыгнула в сторону, свернула направо и бросилась в лес. Мы еще больше сжались в корзинах, спасаясь от нависающих ветвей.
К счастью, мы вошли в лес в том месте, где толстые стволы деревьев разделяло значительное расстояние, но, тем не менее, это было кошмарное ночное бегство. Ветви били о стенки корзин, гигантская лошадь неслась прямо, уклоняясь от больших деревьев и продираясь сквозь кусты. Слышался только треск кустов, не выдерживающих этой бешеной атаки.
Постепенно скорость нашего бегства уменьшалась, но лошадь продолжала панически бежать от выстрелов. Я руками и ногами, всем телом упирался в борт корзины, не осмеливаясь даже бросить беглый взгляд наружу, потому что свисающая ветка могла разбить мне голову.
Не могу сказать, преследовали нас или нет. Вероятно, это было просто невозможно. И не только из-за темноты. Обычная лошадь обязательно распорола бы себе живот об острые обломки стволов, которые как колья стояли за нами.
Лошадь постепенно успокаивалась. Теперь она старалась избегать мелких деревьев. Вскоре лес стал редеть. Розалинда выглянула из корзины, схватила повод и направила животное туда, где виднелась узкая поляна. Над нами вновь появились звезды. Была ли это искусственная просека, или обычная поляна - во тьме было невозможно определить. Там мы задержались ненадолго, решая, стоит ли рискнуть и выехать на поляну, а потом двинулись по ее краю на юг. Треск ветвей в стороне заставил нас повернуться туда с луками наготове, но это была вторая наша лошадь. Она выбежала из темноты, радостно заржала и пристроилась за нами, как будто ее по-прежнему удерживала веревка.
Местность теперь была более изрезанной. Дорога извивалась, огибая скалы, спускаясь в овраги, пересекая мелкие ручьи. Кое-где были открытые места, но большей частью мы двигались лесом. Наше продвижение было очень медленным.
Мы считали, что теперь, несомненно, находимся в окраинах. Трудно было сказать, решатся ли преследователи двигаться за нами сюда. Когда мы попытались посоветоваться с Майклом, ответа не последовало. Он, вероятно, спал. Тогда мы стали размышлять - настало ли время избавиться от выдававших нас гигантских лошадей, пустив их дальше по дороге, а самим двигаться пешком в другом направлении? Было трудно принять решение без дополнительных сведений. Если бы мы были уверены в том, что нас преследуют, то избавляться от лошадей было бы глупо: нас бы быстро догнали. К тому же мы сильно устали, и перспективы выглядели не слишком привлекательно. Мы вновь попытались установить контакт с Майклом, и вновь неудачно. Мгновение спустя выбор был сделан за нас.
Мы находились на одной из прогалин, где деревья смыкали над нами свои ветви, образуя темный туннель, через который медленно прокладывали путь наши лошади. Вдруг что-то свалилось на меня сверху. Я не мог пошевельнуться и дотянуться до лука. Что-то перехватило мое дыхание, в голове вспыхнул фонтан искр, и я потерял сознание.
ГЛАВА 14
Я медленно приходил в себя и долго находился в полубессознательном состоянии.
Розалинда звала меня, настоящая Розалинда, что скрывается внутри и показывается слишком редко… Другая Розалинда - практичная, умная девушка - была лишь внешним воплощением, а не ее внутренней сутью. Я видел, как она создавала свою вторую натуру, еще будучи чувствительным, боязливым ребенком. Раньше, чем всем нам, инстинкт подсказал ей, что мы живем во враждебном мире, и побудил замаскироваться. Ее защита возникла медленно - деталь за деталью. Я был свидетелем, как она находила оружие и овладевала им, вырабатывая в себе решительный характер. Замечу, что это занятие сильно утомляло ее.
Я любил девушку, которую все могли видеть. Я любил ее высокую, стройную фигуру, посадку ее головы, ее маленькие сформировавшиеся груди, ее стройные длинные ноги и то, как она двигалась, и уверенность ее рук, и ее улыбающиеся губы. Я любил бронзово-золотистые волосы, которые, как золотистый шелк, собирались в один блестящий поток, любил атласную кожу ее плеч, запах ее дыхания.
Все это легко было любить, слишком легко - любой мог любить это.
И это нуждалось в защите, в броне независимости и равнодушия, в облике практической и решительной надежности, в равнодушных манерах - именно в такой защите. Эти качества не были способны внушить любовь, иногда они причиняли боль, но каждый, кто знал бы все «как» и «почему», восхитился бы этими качествами, как торжеством искусства над природой.
Но теперь вторая, внутренняя Розалинда мягко и жалобно звала меня. Розалинда с отброшенным оружием и обнаженным сердцем.
И ни одного слова опять не понадобилось. Слова, даже используемые поэтом, могут описать лишь тусклую одноцветность телесной любви, так они грубы и неуклюжи.
Моя любовь струилась к ней, ее возвращалась ко мне.
Моя ласкала и успокаивала. Ее тревожилась и заботилась. Расстояние и различие характеров между нами уменьшались и исчезали. Мы встретились и слились. Больше никто из нас не существовало отдельно, и из нас двоих возникло единое целое. Это было бегство из камеры-одиночки, краткий симбиоз, охвативший весь мир.
Никто, кроме меня, не знал спрятанной Розалинды. Даже Майкл и остальные улавливали лишь отдельные черты ее. Никто не знал моей Розалинды, такой отзывчивой на нежность и любовь…
Но это счастливое состояние продолжалось недолго. Мы вновь были поврозь, и я стал с тревогой воспринимать земные предметы: тусклое, серое небо, неудобную позу и Майкла, с беспокойством спрашивающего, что со мной случилось.
- Не знаю, что-то ударило меня, - сказал я ему. - Но теперь, по-моему, я в порядке, если не считать ужасной головной боли и ужасно неудобную позу.
Только ответив, я понял, почему нахожусь в таком неудобном положении. Я все еще был в корзине, но находился в ней в связанном состоянии, и корзина двигалась.
Майкл решил, что мой ответ содержит очень уж мало сведений. Он обратился к Розалинде.
- Они спрыгнули на нас с нависших ветвей, четверо или пятеро. Один свалился прямо на Дэвида, - объяснила она.
- Кто они? - Спросил Майкл.
- Люди окраин.
Услышав это, я испытал облегчение. Гораздо хуже, если бы нас перехватили преследователи. Я уже хотел расспросить о подробностях, но услышал вопрос Майкла:
- В вас стреляли вчера вечером?
Я ответил, что в нас стреляли, но ведь могли стрелять и в других местах.
- Нет, только в одном, - с разочарованием сказал Майкл. - Я надеялся, что они допустили ошибку и идут по ложному следу. Нас всех собрали вместе. Они считают, что идти дальше в окраины маленькими группами слишком рискованно. Вероятно, что мы выступим часа через четыре. Всего будет около ста человек. Они решили, что если вы встретите людей окраин и спрячетесь у них, то потом все равно будете причинять беспокойство. Вам лучше всего было бы избавиться от гигантских лошадей - тогда они никогда не нашли бы ваш след.