- Она спит, - сказал я. - Они обе спят.
Она удивленно взглянула на меня.
- Откуда ты знаешь?
Я кратко объяснил ей все как мог. Она продолжала перекладывать прутики и слушать. Потом опять кивнула.
- Я помню. Мама говорила мне что-то такое. Как будто ты понимал ее раньше, чем она начинала говорить. Это то самое?
- Вероятно. Я думаю, что у твоей матери это было в зародыше, и она сама об этом не знала.
- Должно быть, интересно обладать такой способностью, - задумчиво сказала она. – Как будто внутри тебя много глаз.
- Что-то вроде этого, - согласился я. - Это трудно объяснить. Но это не всегда только приятно. Иногда это причиняет боль.
- Любой вид отклонения причиняет боль, - сказала она, продолжая сидеть на корточках. Затем она замолчала, опустила глаза и стала глядеть на прутик.
Потом сказала:
- Если она будет рожать ему детей, то я ему буду больше не нужна.
Света было достаточно, чтобы я увидел краску на ее щеках.
- Софи, дорогая, ты любишь его, этого человека-паука?
- О, не называй его так, пожалуйста… Его зовут Гордон. Он добр со мной, Дэвид. Он заботится обо мне. Ты здесь лишком недолго, чтобы понять, что это значит. Ты никогда не испытывал одиночества. Ты не можешь понять этой ужасной пустоты, которая здесь окружает человека. Я бы с радостью рожала ему детей, если бы смогла… Я… О, почему они так со мной поступили? Почему они не убили меня? Это было бы милосерднее…
Она сидела молча. Слезы выкатывались из закрытых глаз и бежали по щекам. Я взял ее за руку.
Мне вспомнилось: мужчина, обхвативший рукой женщину, маленькая фигурка на спине лошади, машущая мне рукой, пока ее не скрывают деревья. Поцелуй на моей щеке, и локон, перевязанный желтой лентой в моей руке.
Я смотрел на нее сейчас, и сердце мое болело.
- Софи, - сказал я, - Софи, дорогая, этого не произойдет. Ты поняла? Этого не может произойти. Розалинда никогда не допустит этого. Я знаю.
Она посмотрела на меня сквозь слезы.
- Ты не можешь знать этого о другом человеке. Ты стараешься только…
- Нет, Софи, я знаю… Мы с тобой можем знать друг о друге очень мало. Но с Розалиндой все не так. Когда думаешь вместе, тогда знаешь о человеке все…
Она недоверчиво посмотрела на меня.
- Это правда? Но я не понимаю…
- Ты и не можешь понять. Но это правда. Я чувствую то, что чувствует она при виде этого человека… При виде Гордона.
Она продолжала с сомнением смотреть на меня.
- Ты знаешь, о чем я думаю? - Спросила она с беспокойством.
- Не больше, чем ты говоришь, - уверил я ее. - Это вовсе не подслушивание. Можно мысленно говорить человеку, о чем ты думаешь, а можно и не говорить.
Ей объяснять было труднее, чем дяде Акселю, но я попытался. Через некоторое время я заметил, что стало темно, и я с трудом различаю фигуру Софи. Я прервал объяснения.
- Сейчас достаточно темно?
- Да. Но нужно идти осторожно. Ты можешь идти? Нам недалеко.
Я встал, ощущая боль во всем теле, но идти я мог. Она, казалось, видела в темноте лучше меня и, взяв меня за руку, повела куда-то. Мы укрывались за деревьями, но я видел слева от себя огни и понял, что мы огибаем лагерь. Мы обошли его по кругу и добрались до нижней скалы, ограждавшей лагерь с северо-запада, потом в тени этой скалы прошли около пятидесяти ярдов вдоль ее основания. Здесь она остановилась и вложила мне в руку конец одной из висящих веревочных лестниц, которые я видел на скале раньше.
- Следуй за мной, - прошептала она и начала подниматься.
Я осторожно полез за ней и очутился на выступе скалы. Здесь лестница кончалась. Софи протянула мне руку и помогла взобраться.
- Садись, - сказала она.
Светлое пятно, через которое я прошел, исчезло. Она двигалась где-то около меня, что-то разыскивая. Затем я увидел искры, как от удара кремня. Софи раздула искры и зажгла две свечи. Они были короткие и толстые, горели дымным пламенем и отвратительно пахли. Но они позволили мне осмотреться.
Я находился в пещере примерно пятидесяти футов глубины, вырубленной в песчаной скале. Вход был завешен шкурой. В одном из дальних углов в потолке была щель, из которой капала вода.
Каждую секунду слышался звук падения капли. Вода капала в деревянное ведро и стекала в желобок, проходивший вдоль пещеры до самого выхода. В дальнем углу лежала охапка маленьких веток, покрытых шкурами и изорванными одеялами… Здесь было несколько кружек и другая утварь. Закопченный очаг с отверстием для отвода дыма. Рукояти нескольких ножей и другой инструмент был виден в одной из ниш. Копье, лук, кожаный колчан с дюжиной стрел лежали рядом с кроватью. Больше ничего не было.
Я вспомнил кухню в доме Вендеров. Чистая, уютная комната, выглядевшая так из-за отсутствия текстов на стенах. А здесь свечи мерцали, посылая вверх струйки дыма, и воняли.
Софи погрузила чашку в ведро, выбрала сравнительно чистую воду и подошла ко мне. Она смыла кровь с моего лица и волос и осмотрела ссадины.
- Только царапины, - сказала она с облегчением. - Не глубокие.
Я вымыл руки в чашке. Она выплеснула воду в желобок, вымыла чашку и поставила на место.
- Ты голоден, Дэвид? - Спросила она меня.
- Очень, - ответил я. Весь прошлый день я почти не ел, если не считать завтрака во время поездки.
- Подожди меня, я скоро, - сказала она и исчезла за шкурой.
Я сидел, глядя на шевелящиеся на стене тени, слушая кап-кап-кап воды. Вероятно, говорил я себе, и это роскошь в окраинах. Чтобы избежать одиночества и вида окружающей нищеты, я обратился к Майклу с вопросом:
- Где вы сейчас. Что происходит? - Спросил я его.
- Мы остановились на ночь. Слишком опасно идти дальше в темноте, - он постарался показать мне это место. - Мы весь день двигались медленно. Они знают свои земли, эти люди окраин. Мы все время ожидали в пути засаду, но нас тревожили только отдельными выстрелами. Тем не менее, у нас трое убитых и семеро раненных.
- Но вы пойдете дальше?
- Да. Считается, что у нас здесь достаточно сил, чтобы отучить людей окраин от набегов, хотя бы на некоторое время. Кроме того, они очень хотят схватить вас троих… Говорят, что нас не меньше дюжины, а может, и больше разбросано по Вакнуку и в соседних районах. Вас хотят привести обратно, чтобы вы указали всех.
Он немного подождал, а потом продолжал снова, беспокойно и печально:
- Я боюсь, я очень боюсь, Дэвид, что теперь из нас там осталась только Рэчел.
- Одна?
- Да. Она говорила со мной, слышно было плохо, она была на пределе моего восприятия. Она сказала, что что-то случилось с Марком.
- Его схватили?
- Нет. Она считает, что нет. Он бы дал ей знать. Просто он замолчал и молчит уже двадцать четыре часа.
- Возможно, несчастный случай. Вспомни Уолтера Брента, мальчика, убитого деревом. Он тоже замолчал внезапно.
- Может быть. Рэчел не знает. Она испугана - это оставляет ее совершенно одну. Она была на пределе слышимости, да и я тоже. Еще две-три мили, и мы не услышим друг друга.
- Странно, что я не слышал тебя во время этого разговора, - сказал я.
- Возможно, ты был тогда без сознания, - предположил он.
- Когда Петра проснется, она сможет связаться с Рэчел, - напомнил я. - Кажется, для нее нет пределов.
- Да, конечно. Я забыл про это, - согласился он. - Это немного поможет Рэчел.
Через несколько минут из-за занавески появилась рука, державшая деревянную чашку, а затем появилась и сама Софи и протянула чашку мне. Она поправила фитили свеч и села на шкуру неизвестного мне животного. Так она сидела все время, пока я ел деревянной ложкой. Это было странное блюдо. Оно состояло из различных растений, нарезанного кубиками мяса и раскрошенных сухарей, но в целом было вкусным. Я съел почти все, как вдруг почувствовал толчок в мозгу, и ложка выпала у меня из рук, залив содержимым всю рубашку. Это проснулась Петра.
Я мгновенно послал ей мысль. Она сразу же перескочила от отчаяния к радости, сохранив тот же по силе уровень передачи. Чувство это было приятным, но причиняло боль. Она, очевидно, разбудила Розалинду, так как сквозь мысли Петры пробивались неясные мысли Розалинды, недоуменные вопросы Майкла и беспокойные протесты подруги Петры на Цейлон.