... чтобы вы помнили слова, прежде реченные святыми пророками, и заповедь Господа и Спасителя, преданную Апостолами вашими (3, 2);
Сюда же следует отнести и недвусмысленные намеки на появившихся насмешников — «наглых ругателей», которые глумливо вопрошали:
Где обетование пришествия Его? (2 Петр. 3, 4)
Почвой для таких насмешек было то обстоятельство, что ожидание скорого Пришествия Христова, которого напряженно и восторженно чаяли первые христиане, как оказалось, растягивается на все более и более неопределенный исторический срок. Принятый в современной библеистике термин «задержка Парусии (Пришествия)» обозначает этот новый духовный фактор, игравший все более и более ощутимую роль в позднеапостольский век и отчетливо различимый в поздних новозаветных писаниях. Ожидание близкой во времени Парусии в простом смысле слова сменяется трезвыми соображениями о несоизмеримости человеческих сроков с неизреченными Божьими планами:
... у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день (2 Петр. 3, 8; ср. Пс. 89, 5).
Тот факт, что 2 Петр., судя по всему, является последним по времени написания произведением Нового Завета, интересен не только в исагогическом плане (как необходимая «бесстрастная» хронологическая справка из области введения). Он ставит важный вопрос (и частично на него отвечает) о том, к каким рубежам вплотную подошел процесс написания книг, ставших затем Священным Писанием Нового Завета, и что за этими рубежами уже никак не могло войти в канон Писания.
Как мы отмечали, 2 Петр. вошло в канон уже не без труда, точнее, не без достаточно продолжительных сомнений. Оно является своего рода «маркером», по одну сторону которого находится вдохновенная первосвидетельская Евангельская проповедь апостолов как живых очевидцев Слова и зачинателей жизни Церкви в Духе Святом. Эта проповедь запечатлена в различных книгах Нового Завета — будь то Евангелия, Послания или другие произведения. Развиваясь все дальше и дальше вширь, по другую сторону стремительно богатело Церковное Предание.
Эта вытекающая из Нового Завета и развивающаяся часть Предания уже не могла быть включена в канон Священного Писания, но, сохраняя свою связь с ним как со своим источником и мерилом, она продолжала и продолжает жить тем же Духом, тем же Божественным вдохновением. 2 Петр. занимает здесь «пограничное» положение, все еще входя в канон Нового Завета. В этом смысле значение 2 Петр. отчасти сравнимо с Пастырскими посланиями ап. Павла, хотя в связи с последними подобный вопрос (как и история их канонизации) стоит все же менее остро.
Неудивительно, что в силу своего достаточно очевидного «охранительного» характера 2 Петр. не только поздно вошло в новозаветный канон, но и подвергалось сомнениям в протестантских церквах, которым претил дух т.н. «ранней кафоличности», отчетливо различимый в 2 Петр. Сам по себе термин «ранняя кафоличность» — нейтральный и потому вполне приемлемый. Он означает постепенное появление и наличие в раннехристианской Церкви чувства ответственности за сохранение единства и преемства не только веры, но и церковной организации, а также серьезной озабоченности из-за постоянных угроз со стороны лжеучений и ересей.
Так, во 2 Петр. с большим беспокойством говорится о тех, кто «презирают начальства, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших» (2 Петр. 2, 10; ср. Иуд. 8). Понятно, что из христианских традиций, возникших в результате многовековой истории Церкви, наиболее подходящим контекстом для 2 Петр. является такое церковное самосознание, которое достаточно жестко определяет кафоличность как принадлежность к Церкви с четко выраженным иерархическим устройством. Такое самосознание свойственно Православной и Католической Церквам.
Протестантизм же, в свое время начав с упреков в адрес церковной (католической) иерархии по поводу чрезмерной абсолютизации власти в Церкви, порой не останавливался перед попытками извергнуть из новозаветного канона такие писания, как 2 Петр. (так же, как, по другим соображениям, и другие писания, например, Иак.) Но здравый смысл все-таки возобладал, и канон Нового Завета остался одним для всех без исключения христианских традиций. Ведь если из канона исключать или даже ставить под сомнение какие-то его части, то христианство рискует окончательно потерять то единое поле первоначальных свидетельств, какое составляют книги Нового Завета.
XI. Пастырские послания апостола Павла
§ 16. Общее введение
Пастырскими принято называть три послания ап. Павла, персонально обращенные к тем, в ком апостол видел своих преемников в деле пастырского руководства основанными им христианскими общинами: два послания к Тимофею и одно к Титу. Хотя название «пастырские» закрепилось за ними довольно поздно (с начала XVIII века[1025]), оно довольно точно выражает их главную и общую тематическую особенность. Здесь уже не идет речи о благовествовании и апостольской проповеди как о миссионерстве — апостола заботит сохранение общин в верности проповеданному Евангелию, прежде всего в связи с широким географическим распространением Церкви и невозможностью личного апостольского присутствия. Немаловажную роль играет и осознание неизбежной близкой кончины апостола, как на это, например, указывает 2 Тим. 4, 6-8:
6 Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. 7 Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; 8 а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его.
Залог пребывания в верности проповеданному Слову видится ап. Павлом в персональной ответственности им же поставленных лидеров общины — епископов, пресвитеров, иначе говоря, тех, кого сейчас мы называем общим термином «пастыри». Так на смену «ловцам человеков», которыми были рыбаки-апостолы, приходят пастыри стада уловленных, блюстители (по-греч. «епископы») Церкви:
«Если новозаветным символом миссионерства является рыбак, то символом заботы о тех, кто уловлен миссионерами, является пастырь (пастух)»[1026].
Такими пастырями апостол поставил своих ближайших помощников — Тита и Тимофея.
Заботой о сохранении проповеданного Слова и основанных общин объясняется и такая общая характерная содержательная особенность Пастырских посланий, как обращение к чему-то уже сказанному, уже учрежденному и опробованному. Возникает ощущение нового этап. в жизни Христианской Церкви[1027]: нужно бережно хранить, блюсти и назидать в том, что уже начинает восприниматься как сокровищница первоначального Предания. Показательно, как очевидно изменяется роль Тита и Тимофея: если в первые годы они были неотлучными спутниками ап. Павла, периодически выполняя его разовые поручения к той или иной общине (например, к фессалоникийцам, см. 1 Фес. 3, 2. 6, или к коринфянам, см. 1 Кор. 4, 17), то в Пастырских посланиях они выглядят как постоянные блюстители («епископы») проповеданного Предания и установленного порядка в конкретных христианских общинах (на Крите и в Ефесе).
Такие выражения, как «здравое учение», «доброе учение», просто «учение», «слова веры», «слово истины», складываются в цельный контекст, несколько отличный от других новозаветных писаний и рисующий картину христианства, обретающего все более и более четкие, организованные, фиксированные формы. Группе трех Пастырских посланий свойственно единство стиля и, так сказать, атмосферы, в которой они были написаны, вследствие чего они составляют до некоторой степени самостоятельную и довольно цельную группу внутри всего обширного корпуса Павловых посланий.
Трудно с уверенностью говорить о хронологическом порядке, в котором были написаны три послания. Их порядок в Новом Завете имеет простое объяснение: как и другие Павловы послания, они расположены в соответствии с уменьшением объема. В действительности же все могло быть иначе. Если 2 Тим., совершенно очевидно, написано как предсмертное послание (см. вышеприведенную цитату), то оно должно быть последним. Если же Тит. и 1 Тим. написаны кем-то из последователей ап. Павла после его смерти, причем за образец для подражания было взято наше 2 Тим., то порядок будет совершенно иным. Возможны и другие варианты.
1025
См.