Сберегший душу свою потеряет ее; // а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее (Мф. 10, 39 и пар.).
47 Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; // 48 а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше (Лк. 12, 47-48).
Это лишь некоторые из огромного количества примеров. Упомянем особенно показательный и выдающийся пример. Заповеди блаженства в Лк. представлены как целых две антитетические строфы, противопоставленные друг другу в их целостности:
20 Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие.
24 Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение.
21 Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь.
25 Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете.
Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь.
Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете.
22 Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого (Лк. 6, 20-22).
26 Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо! ибо так поступали с лжепророками отцы их (Лк. 6, 24-26).
Чем объясняется такое подчеркнутое предпочтение Иисусом именно такого вида параллелизма? Очевидно, оно связано с большей силой воздействия:
«Постоянное напоминание, что человек стоит перед лицом наступающего Царства Божьего, перед лицом Бога, который обращается к нему и предъявляет свои требования, неустанное предостережение от духовной самоуспокоенности и самоуверенности, постоянный призыв к серьезному отношению к Богу и его обетованию — все это выражено в многочисленных антитетических параллелизмах речений Иисуса»[180].
Ритмическая организация
При семитической реконструкции речений Иисуса проступает их явная ритмическая структура, в которой можно распознать даже стихотворные размеры (четырехударный, трехударный и т. п.), частично сохраняющиеся и в греческом тексте. Конечно, при дальнейшем переводе с греческого это ритмическое своеобразие в основном неизбежно утрачивается. Например:
Молитва «Отче наш» в своей первой части (прошения, касающиеся Отца) имеет двухударный размер, в то время как в прошениях, касающихся нас, людей, используется размер четырехударный[181].
Использование того или иного размера вызвано разными целями высказывания. Двухударный, обладающий высокой степенью краткости и выразительности, используется для запечатления основной мысли благовествования. Четырехударный, отличающийся неспешностью — для наставления учеников. Трехударный, как и в ветхозаветной литературе Мудрости — для передачи глубоких размышлений, афоризмов и для запечатления особо выделяемых изречений[182].
Так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся.
Здесь используется аллитерация с использованием гуттурального h: радость = hadwa, один = hada, грешник = hateja.[187]
Гиперболы и парадоксы
В речи Иисуса многократно встречаются гиперболы — привлекающие внимание преувеличения:
Какая польза человеку, если он приобретет весь мир... (Мк. 8,36)
Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5,39).
Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (Мф. 5,40).
Когда творишь милостыню, не труби[188] перед собою (Мф. 6,2)
И Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них (т. е. лилий) (Мф. 6,29).
Не менее излюбленным приемом Иисуса были парадоксы — привлекающие внимание неожиданные нелепости. Здесь и игольное ушко, сквозь которое невозможно пройти верблюду[189] (Мф. 19,24 и пар.), и сыны чертога брачного, которые не могут поститься, пока с ними жених (Мф. 9,15 и пар.), и «вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф. 23,24 и пар.).
Или, например, высказывание:
Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями (Мф. 7,6),
которое с оглядкой на семитический фон можно перевести более образно, так что нелепость видна еще ярче:
«Не вдевайте кольца (qaddisa) [в носы] псам и не вешайте ваши жемчужные ожерелья на рыла (be’appe) свиньям».
«С точки зрения здравого смысла все Евангелие — это один сплошной парадокс, когда возвещают о Боге, Который призывает грешников, а не праведников (Мк. 2, 17), Который молитву нечестивца слышит, а благочестивого — нет (Лк. 18,14а), Который об одном готовом покаяться грешнике радуется больше, чем о 99 праведниках (Лк. 15, 7). То, что здравому смыслу представляется абсурдом, для учеников Иисуса — реальность, которой они живут»[190].
§ 22. Наименования и титулы Иисуса
Итак, Иисус проповедовал о приближении Царства Божия, о торжестве милости и правды Отца Небесного и о собирании народа Божия в конце времен. Получается, что Иисус как будто все время говорит о чем-то или о Ком-то, что (или Кто) не тождественно Ему, что вне Его, что не Он Сам, что над Ним или грядет за Ним. Но говорил Он так, как будто самоидентификация не составляла для Него абсолютно никакой проблемы: Он Сам прекрасно знал, Кто Он.
А вот как говорить о Нем, как Его именовать всем остальным — так, чтобы этим именованием исчерпывающе обозначить Его личность, — об этом всегда велись и ведутся споры[191]. Спорили прежде всего в самой Церкви. Как известно, большинство Вселенских соборов обсуждали вопросы, связанные с Личностью Иисуса Христа. Отвечая на запросы людей, пришедших в Церковь из других культурно-религиозных миров, святые отцы трудились над адекватным выражением христологической тайны. Мы уж не говорим о том, каких различных, подчас диаметрально противоположных оценок удостаивался и удостаивается Христос вне Церкви.
Но еще задолго до Вселенских соборов уже для непосредственных слушателей проповеди Иисуса, включая учеников, и Его идентификация была для них проблемой. Они то и дело удивляются Его словам и действиям, спрашивают: «Кто же сей, что...» (Мк. 4,41 и пар.), пока не наступила Пасха и они уверовали в Него как в Господа и Спасителя.
В самом же Евангелии Иисус запечатлен так, что к Нему вполне подходят различные религиозные категории, некоторые из которых Он применял к Себе Сам. При этом ни одна из них не исчерпывает смысла Его служения полностью. Каждая из этих категорий может быть выражена одним словом или кратким словосочетанием. Но все они имеют форму устойчивых титулов, сложившихся до Самого Иисуса.
31. Учитель (Равви)
О том, что Иисус вполне адекватно соответствовал привычному образу иудейского учителя, окруженного группой учеников, мы говорили выше (см. § 11. 5). Он знает Писание, по-своему толкует его, наставляет Своих учеников, участвует в спорах по поводу тех вопросов, которые принято было обсуждать в тогдашней книжнической среде. Его и называют Учителем (voc. dida/skale), или Наставником (voc. e)pista/ta), или, в подлинном звучании, «Равви» (евр.), «Раввуни» (арам.), как это и сохранили Евангелия в некоторых местах (например, Мк. 9, 5; Ин.1, 49; 20, 16). В общей сложности таких мест очень много. Причем обращались к Нему так не только ученики (например, Мф. 26, 18; Лк. 5, 5; 9, 33; Ин. 11, 28; особенно 13, 13), но и люди более широкого круга, испытывавшие пока лишь довольно нейтральное отношение к Иисусу (Лк. 8, 49) или первый интерес (Мк. 10, 17). А то и, наоборот, неприязнь (Мф. 9, 11; 17, 24). Но все они чувствовали, что Он имеет право на такое обращение.
Другие примеры см.: Грилихес Л., свящ. С. 76-7. Там же о. Леонид приводит высказывание С. Аверинцева: «Для нашего уха такие созвучия отдают чем-то не очень торжественным, и мы называем их каламбурами; но учительная традиция восточных народов искони пользовалась ими как приздничным убранством речи и одновременно полезной подмогой для памяти, долженствующей цепко удержать назидательное слово. ... Серьезно это было или несерьезно? Серьезнее некуда.» — Аверинцев С.С. От берегов Босфора до берегов Евфрата. М. 1987.
Напрасно экзегеты трудятся, пытаясь найти этому изречению какое-то более «похожее на правду» объяснение: будто бы здесь или название узких ворот в Иерусалиме, или, напротив, особый вид толстой нити или каната.