Еще одной выразительной, хотя и не бросающейся с первого взгляда в глаза особенностью Мк. является некая «странность», «неожиданность», «неприглаженность». Тут даже не недосказанность, а скорее, что-то похожее на недоумение самого священного писателя. Именно это и есть один из сильных аргументов в пользу подлинности Евангелия как свидетельства о реальном Иисусе. Такое свидетельство не боится недоумений: оно написано так, как все действительно было, даже если это не очень понятно самому писавшему и, может быть, всей его общине. Перед нами — не «приглаженная» удобоприятная проповедь или благочестивая книга, а честное свидетельство, ибо честность и настоящая вера неразделимы.
Наиболее яркий пример подобного рода — эпизод, когда Иисус приходит «в Свое отечество», т. е. в Свои родные края в Назарете. Вот как по-разному написано об этом в Синоптических Евангелиях:
| от Марка | от Матфея | от Луки |
| 6, 5-6: И не мог совершить там никакого чуда, только на немногих больных возложив руки, исцелил их. И дивился неверию их. | 13, 58: И не совершил там многих чудес по неверию их. | В Лк. 4, 16-30 рассказывается об отвержении Иисуса в Назарете после Его проповеди в синагоге. |
Обратим внимание на «не мог», а также на «дивился». Об Иисусе, в Которого христиане с самого первого поколения веровали как в Сына Божия (ср. Мк. 1, 1; 15, 39), такое просто невозможно придумать!
Сюда же можно отнести уже упомянутое архаичное в своей неразвернутости исповедание Петра «Ты Христос» (Мк. 8, 29). В Мк. можно встретить и другие детали, которые в состоянии озадачить читателя, усвоившего истину о том, что Иисус — всеведущий Сын Божий. Вот почему они удалены у других синоптиков. Так, Иисус, оказывается, не все знает. Он не знает, о чем говорят люди, ученики, и спрашивает их:
| от Марка | от Матфея | от Луки |
| 9, 16: Он спросил книжников: о чем спорите с ними? | В Мф. 17, 14-21 этого нет | В Лк. 9, 37-43 этого нет |
| 9, 33: Пришел в Капернаум; и когда был в доме, спросил их: о чем дорогою вы рассуждали между собою? | В Мф. 18, 1-5 этого нет | 9, 46-47: Пришла же им мысль: кто бы из них был больше? Иисус же, видя помышление сердца их... |
Подобная неожиданность на фоне привычных богословски более безукоризненным высказываниям представляется более весомым аргументом в пользу хронологического приоритета Марка, чем упомянутая выше живость изложения.
Вообще же, эти «неожиданность», «непонятность», «странность» составляют неотъемлемую черту не только Мк. (здесь, быть может, эта черта наиболее выразительна), но других Евангелий[648] и Священного Писания в целом, начиная с Ветхого Завета[649]. Это та самая «странность», которую К.С. Льюис назвал странным «изгибом», свойственным христианству и свидетельствующим о его подлинности:
«Объективная реальность таит в себе загадки, разгадать которые мы не в силах. Вот одна из причин, почему я пришел к христианству. Это религия, которую вы не могли бы придумать. Если бы христианство предлагало вам такое объяснение Вселенной, какого мы всегда ожидали, я бы посчитал, что мы сами изобрели его. Но, право же, непохожа эта религия на чье-то изобретение. Христианству свойственен тот странный изгиб, который характерен для реальных, объективно существующих вещей».[650]
88. Сквозные богословские темы Мк.
Из сказанного не следует, что Мк. — «всего навсего» добросовестный, но необработанный, бессистемный набор реально имевших место фактов, и только в силу такой «необработанности», «неприглаженности» имеющий ценность. На самом деле набор фактов выстроен в довольно стройную последовательность, за которой стоит не только стремление «по возможности» приблизиться к реальной хронологии. Эта последовательность подчинена хотя и немногочисленным, но важным сквозным богословским идеям.
Оказывается, играет определенную роль даже география событий: в том, где что-то делал или говорил Иисус, евангелист усматривает некий символически значимый смысл. Мы увидим, как по-разному «играет» география в других Евангелиях (ср. § 44. 4) несмотря на то, что Мф., и Лк. в целом повторяют географическую «схему» Мк.
Самое очевидное, что бросается в глаза — что в Мк. Галилея противопоставляется Иерусалиму.
Иерусалим — центр, столица Священной истории, Святой город, символизирующий пребывание Бога в избранном народе. Для св. Луки Иерусалим будет выступать прежде всего в таком своем положительном библейском качестве. Мк. же больше обращает внимание на теневую сторону религиозной исключительности Иерусалима. Святой город кажется ему замкнутым в себе «пристанищем благонамеренности, уверенным в своей правоте и не приемлющим того, что ему противоречит. С самого начала проповедь Иисуса в Галилее встречает опасные выпады именно из Иерусалима (3, 22; 7, 1)»[651].
А вот Галилея — страна, находившаяся всегда на орбите библейской истории, но на периферии. В глазах иудеев Иерусалима это была «Галилея языческая», «страна тени смертной» (Ис. 9, 1-2), где истинная вера была безнадежно размыта, разбавлена и растрачена в помеси с язычеством. Оттуда ничего хорошего не могло быть, тем более пророка (ср. Ин. 1, 46; 7, 52). Но тот же Исайя (9, 1; ср. Мф. 4, 15-16) сказал, что там однажды Господь явится язычникам. Так они стали символом надежды и открытости. Именно там Иисус жил и начал проповедь, и толпы людей с энтузиазмом слушали Его. Как сама Галилея была открыта окружающему миру, так и Сам Иисус ходил отсюда к язычникам, в Тир и Сидон (7, 24. 31).
Однако конфликт был неизбежен. Направляясь (в Евангелии используется паломнический термин «восходить») в Иерусалим, Иисус знал, на что идет, так же как и ученики, объятые страхом:
32 Восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе. Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: 33 вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам (Мк. 10, 32-33).
Конечно, в Мф., и Лк. эта идея сохраняется, но на нее наслаивается и многое другое. Показательно, например, что согласно Мк., единственным чудом, которое Иисус совершил в Иерусалиме, было, как его называют, проклятие бесплодной смоковницы (Мк. 11, 12-14. 20-21). Такое чудо повергает в смущение многих читателей, видящих Христа «в розовых очках»: ведь мало того, что чудо привело не к жизни, не к исцелению, а к смерти, к уничтожению, так ведь и не сезон был для созревания смокв. Гнев Иисуса выглядит как необоснованный каприз, а тут еще столь жестокое его удовлетворение. На самом деле перед нами притча в действии: Иерусалим, ветхий Израиль не принес доброго плода, и потому он отвергнут Богом.
Со своей стороны, из Иерусалима не только направляется жесткая критика и неприятие Христа, но прямо зреет план погубить Его (см. Мк. 11, 18; 12, 12; 14, 1; 15, 1) — план, который и приводится в исполнение тоже в Иерусалиме. Наиболее остроумно этот трагический парадокс Священной истории выражается Иисусом в Лк. 13, 31:
Не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима.
В богословско-географическом смысле не является нейтральным и Галилейское море (озеро):
«Западный берег иудейский, восточный — языческий. Несмотря на бурю, Иисус твердо направляется с учениками к языческому берегу, приготовляя их к миссии, которая ими поначалу плохо понимается»[652].