Так возникло движение „евреев-реформаторов“ (Reformjuden).
Подобно саддукеям — скептикам времени пребывания Иисуса в ипостаси человека, они отвергают все сверхъестественное, чудесное, превращая глубоко мистическую библейскую религию в скучную и плоскую рационалистическую теорию. Характерно „исповедание веры“, или, как справедливо говорит еврейский писатель-христианин Давид Барон, „исповедание неверия“, изложенное в 1888 году доктором Краускопфом, главою „реформированной“ иудейской общины в Филадельфии: „Мы отвергаем веру в Единого Бога, Который имеет Свое обитание в межзвездном пространстве. Мы отвергаем, что Библия написана Богом и что поэтому ее учение непогрешимо... Мы отвергаем веру в пришествие Мессии как Человека, Который поведет нас в Палестину. Мы отвергаем веру в телесное воскресение, в адские муки, во все библейские и раввинские верования, в обычаи, церемонии и установления, которые не возвышают и не освящают нашу жизнь“.16
В отличие от ортодоксальных евреев, молящихся в скромных синагогах на древнееврейском языке, не ищущих ложного утешения в пении хора, ни в красоте убранства помещения, евреи-реформаторы строят „храмы“. Я посетил эти синагоги в Одессе и в Праге. Роскошь отделки, открытый хор, в котором поют и женщины, кантор, напоминающий оперного певца, оживленная беседа „молящихся“ между собою — все это делает „храм“ более похожим на клуб, чем на место Богослужения.
Что-то вроде театра, где религия не совершается, а изображается, так же, как и нарисованные на стенах „хлебы предложения“ могут лишь развлекать зрение, но отнюдь не насытить алчущую душу. Захотели быть и иудеями, и христианами, а в результате не достигли ни того, ни другого.
Таковы плоды жалкого намерения приспособить святое и возвышенное ко вкусам толпы, идеал, возвышенный и бездонный, как небо, втиснуть в маленькую раковину человеческого мозга — таков результат попытки „петь песнь Господню на земле чужой“.
А их старание перенести идеи модного европейского рационализма (впрочем, уже отживающего свой век в Европе) на священную почву Библии и в святую землю — не есть ли жалкая попытка петь песнь чужую на земле Господней?
Но и в этом движении есть нечто положительное. Оно сбрасывает иго предубеждения против христианства, повелевающее, согласно косной традиции фанатизма, даже не интересоваться учением Иисуса Христа, ибо, как сказано в Талмуде, „имя Его не должно быть упоминаемо“.
Иудеи-реформаторы не боятся читать Евангелие, цитировать изречения из Нового Завета, когда проповедуют в синагоге, и писать книги о Христе. Вспомним недавнюю успешную борьбу за эту идею раввина Шторана Вайзе в Нью-Йорке. Не так давно вожак реформаторского движения в Англии Монтефиоре написал большой двухтомный комментарий к первым трем (синоптическим) Евангелиям.17 Автор говорит, обращаясь к еврейским читателям: „Новый Завет (или, по крайней мере, Евангелие) должен рассматриваться, как часть иудейства, как лучшая его часть, а Христос должен быть почитаем Пророком в Израиле, даже величайшим его Пророком“.
Конечно, он предлагает рассматривать Евангелие с особой — „еврейской точки зрения“. Монтефиоре также говорит: „Если иудейство не примирится с Евангелием, то я склонен верить, что оно вынуждено будет остаться навсегда изолированной религией, пользующейся незначительным влиянием и лишенной силы распространения. Ортодоксальные евреи скажут, как мне кажется, что им большего не нужно, но либеральные евреи не могут довольствоваться столь немногим“.
Конечно, не страшно, а даже должно истинной религии быть изолированной в этом мире, который „лежит во зле“, но страшно, когда она изолирована от своего живого Источника и Его откровений. Вышеупомянутый труд профессора Кляузнера, признающий Христа великим Учителем этики, также характерно отражает это течение еврейской религиозной мысли.
Подобные факты показывают, что уже начинает исполняться пророчество Захарии: евреи уже взирают на Христа, хотя еще не рыдают о Нем. Они взирают еще не с умилением, но уже с вопросом: „Не Он ли Мессия?“
Как ни привлекательны некоторые черты этого либерализма, но все же понятно, почему поэт Бялик предпочитает этим кричащим храмам тихую закопченную бедную синагогу, где дрожащим заунывным голосом изливается печаль изгнанничества, скорбь о Иерусалиме и о том храме, который был достоин слышать пение и ликование во славу Бога Вседержителя.