История образа Иисуса включала в себя оформление двух элементов вероучения: 1) мессия уже один раз приходил на Землю и должен в будущем прийти еще; 2) при всей его святости и божественности это был человек с реальной земной биографией, родившийся на Земле и погибший или, во всяком случае, тем или иным способом прекративший свое существование. Обе стороны этого процесса историзации нашли свое выражение в новозаветных произведениях первой половины II века, т. е. в Павловых посланиях и в евангелиях. И если в посланиях говорится о начале этого процесса, то в евангелиях он выглядит уже завершенным.
Чтобы разобраться в ходе историзации личности Христа, нужно установить социально обусловленные идеологические причины, вызвавшие потребность в этой историзации. Почему Иисус не мог остаться в фантазии своих поклонников мистическим агнцем, богом, которому только еще предстоит снизойти на Землю, притом явиться не в человеческом, а в божественном облике?
Ряд исторических обстоятельств обусловливал непригодность такого варианта для новой религии. Прежде всего играло роль то, что она находилась в непрестанной борьбе с иудаизмом. Нужно было в этой борьбе выдвигать какие-то новые элементы вероучения, идущие дальше ортодоксально-иудейского ожидания прихода мессии. Учение о том, что он уже приходил и в принципе свою миссию выполнил, представляло собой то новое, что привлекало первохристиан. Это имело особое значение в обстановке подавления освободительных движений Римом, когда ставка на приход воинственного и победоносного мессии оказалась битой самым убедительным аргументом — жизнью. Но уж если мессия приходил, то нужно знать, как это было, в чем выражалась его деятельность, каков был он сам, где родился и жил, как умер и т. д.
Враги христианства требовали все новых аргументов, способных подтвердить истинность последнего. Если мессия уже приходил, говорили они, то что же он делал, где жил, чему учил, как и при каких обстоятельствах оказался в сверхъестественном мире? Отражать эти удары фантазия первохристиан могла, только разработав биографию Христа.
Складывался культ — возникали и закреплялись в религиозном быте новые обряды, источником которых часто были «чужие» религии. Их объяснение в сознании христиан должно было, однако, вытекать из новых мифологических обстоятельств. Возникали новые этиологические мифы, которые должны были связываться с личностью Христа и входить составными элементами в его биографию.
Завоевывал все более прочное положение клир — институт пресвитеров, епископат, складывалась христианская церковь. И здесь, помимо фактической реальности, вытекавшей из того, что в руках церкви сосредоточивалось экономическое и организационное господство, нужна была и идеологическая санкция. С ее помощью требовалось обосновать, что Христос имел учеников-апостолов, положивших начало церкви и передавших в порядке преемственности «благодати» свои полномочия последующим поколениями церковных сановников. В Евангелии от Матфея один из приводимых им эпизодов дает для этого обоснование: Иисус поручает апостолу Петру основать церковь и руководить ею (Матф., XVI, 18–19). Отсюда вытекают претензии епископов и пресвитеров считать себя преемниками и уполномоченными Христа. Но чтобы такая санкция была убедительной, она должна быть одним из элементов готовой и цельной биографии Христа.
То же следует отметить и в отношении этической системы новой религии. Нравственные предписания, освящавшиеся ею, могли находить свое наиболее авторитетное основание в ссылке на то, что так учил поступать Христос. А когда и при каких условиях он этому учил, можно было установить лишь из соответствующих эпизодов его биографии, что служило дополнительным стимулом к ее обогащению за счет фантазии приверженцев христианства.
Этим, однако, не решается вопрос о том, почему это должна была быть биография человека, а не бога. Ведь, казалось бы, авторитетнее выглядели бы поучения и предписания, исходящие от некоего божественного существа, а не от человека.
Здесь новая религия оказалась под влиянием того материала, который ее приверженцы принесли из старых верований и культов. И в иудаизме, и в религиях эллинистического мира небесные спасители чаще представлялись как богочеловеки, а не как «чистые» боги. По Ветхому завету, мессия должен явиться из рода царя Давида, он и сам должен быть царем, т. е. человеком. В другом варианте иудейского мессианизма, основанном на 53 главе Книги Исаии и на других ветхозаветных источниках, рассматривающих грядущего мессию как страдальца и жертву за грехи человеческие, опять речь идет о человеке с его слабостями и тяжелыми переживаниями. Как известно, в эллинистических религиях культ умирающих и воскресающих спасителей был широко распространен. Это были, начиная с Прометея, боголюди, герои-полубоги с обстоятельно разработанной земной биографией.