Какое-то время я держался, но наконец, не в силах больше терпеть, ворвался в кабинет раввина. Я представился и настоял на том, чтобы его беседа с этой дамой происходила в моём присутствии.
Я высокого роста и атлетического сложения, раввин же был невысок и худ. Он явно нервничал. Предложив мне сесть, он продолжал свою беседу с дамой: «Христианство противоречит главной идее Откровения: «Услышь, о Израиль, Господь твой Бог есть единый Бог!»
Но если существует лишь один Бог-Отец, то откуда же берутся другие - и Христос, и Дух Святой?
Я вмешался: «Рабби, слова о том, что Бог един, выражают тайну, заключённую в числах. Они противоречат утверждениям дуалистов о том, что Бог двуедин, и политеистов о том, что богов множество. Если Бог идентифицируется с числом ОДИН, он должен обладать свойствами этого числа. Это показывает, как полезна математика для понимания божественных истин. Все философы, от Платона и Пифагора до Блаженного Августина и Боэция, утверждали, что человек, не знающий математики, не способен постичь божественных истин. Вы настаиваете на том, что Бог един, не понимая, что значит слово ОДИН. Не существует такого понятия, как абсолютная единица. ОДИН представляет собой синтез противоборствующих сил. Человек един, потому что он есть синтез тела, души и духа. Эти же последние являются, в свою очередь, синтезом других реальностей. Атом есть синтез противоборствующих элементарных частиц. Вы говорите о единичности Бога. Но иудаизм основывается на неправильном понимании Библии. В древнееврейском языке слову ОДИН соответствуют два слова: iahid, означающее «абсолютное единство», и ehad, - «составное единство», которое находим в 1 Главе Бытия: vaihi erev vaihi boker, iom ehad - «и был вечер, и было утро: день один». В Библии сказано, что Бог Ehad, но при этом имеется в виду «составное единство». В своих Тринадцати догматах веры Маймониды перепутали Ehad с Iahid - и отошли от Библии. Именно в трудах Маймона мы впервые встречаемся с утверждением, что Бог представляет собой абсолютное единство, что абсурдно как с математической, так и с философской точки зрения. Следует сказать, что символ веры, срывавшийся с уст тысяч еврейских мучеников в предсмертную минуту, если его правильно перевести, должен звучать следующим образом: «Услышь, о Израиль, Иегову наших богов», где Eloheinu - местоимение множественного числа и означает: «Я есмь Иегова, единый во множестве». Можете ли вы опровергнуть это, Рабби?».
Раввин был поражён. Он был очень начитанным человеком, но совершенно незнакомым с христианской апологетикой, касающейся иудаизма. В этот момент научная любознательность взяла в нём верх: «То, что вы говорите, так ново и интересно! Продолжайте, пожалуйста». Госпожа С. с торжеством взглянула на своего смущённого и пристыженного супруга.
Я продолжал: «Утверждая, что Бог един, я подразумеваю под этим, что Он делим, ибо число ОДИН делимое. Значит, Он может быть Отцом, Сыном и Духом Святым. И даже цитируемые Иисусом слова из Псалмов, обращённые к людям: «Вы Боги» (От Иоанна, 10:34) -говорят о том же. Все дети Бога разделяют с Ним Его божественность. Число ОДИН можно также и умножать. Но в отличие от других чисел, сколько бы мы ни умножали один на один, получится один. Мы, люди, тоже сотворены богами, но Бог остаётся ОДИН. Кроме того, число один - единственное число, квадратный корень из которого равен ему самому. Вот почему Иисус-человек мог сказать о Себе: «Видевший меня видел Отца» (От Иоанна, 14:9). Вот почему мы храним в памяти слова первых христиан: «Каждый раз, глядя на брата своего по вере, ты смотришь на Бога». Бог назван Единым потому, что любое число соответствует какому-либо количеству, соотнесённому с единицей. И таким образом всё мироздание соотнесено с Богом. Значит, в любом случае тот факт, что Бог един, не может служить аргументом против христианства. В кабинете раввина висела всего одна картина; это была репродукция с «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. «Почему именно эта?» - прямо спросил я у него.
Несколько смущённый, раввин ответил: «Я восхищаюсь Иисусом, потому что Он был великим евреем, так же как я восхищаюсь великим греком Платоном. Оба они были выдающимися мыслителями и добрыми людьми. Поэтому я убеждён, что мы обязаны предоставить Иисусу достойное место в пантеоне еврейского народа. Но если бы Иисуса спросили, какую веру Он исповедует, Он ответил бы, что Моисееву. Иисус был еврей, а не христианин. Я не имею ничего против того, чтобы эта женщина любила Иисуса, но эта любовь должна только укрепить её в вере, которую исповедовал Иисус, в вере Моисея». Я ответил: «Поскольку вы упомянули Платона, я думаю, нам лучше остаться в пределах чистой философии.