Некоторые сохранили ремесло, с помощью которого существовали в Америке; но здесь, в поселке, нет работы и царит голод.
— Будь проклят двадцать девятый год, будь проклят тот, кто уговорил меня вернуться, — говорил мне Джованни Пицилли, портной, измеряя в дюймах покатость моих плеч по сложной, оригинальной современной американской системе, для того чтобы сшить мне охотничий костюм. Он был хороший ремесленник, очень опытный в своем деле, каких мало можно найти даже в самых знаменитых мастерских города, и он сшил мне за пятьдесят лир самый красивый бархатный костюм, какой я когда-либо носил. В Америке он зарабатывал хорошо, а теперь жил в нищете, у него было уже четверо или пятеро детей, он не надеялся больше подняться, и с его еще молодого лица исчезли всякие следы энергии и веры, оставив только безнадежное выражение тоски.
— Там у меня была мастерская и четыре работника. В двадцать девятом году я приехал сюда на шесть месяцев, женился и больше уже не выбрался; а теперь кроме этой жалкой лавчонки у меня ничего нет, и я еле перебиваюсь, живу в нищете, — говорил мне цирюльник, человек с уже седыми волосами на висках, с серьезным и печальным лицом.
В Гальяно было три парикмахерских, но только одна из них, принадлежащая «американцу», расположенная рядом с церковью, чуть ниже дома вдовы, была всегда открыта; в ней брились синьоры.
Парикмахерская Нижнего Гальяно, содержавшаяся альбиносом, любовником Джулии, обслуживала бедных крестьян и была почти всегда закрыта: белобрысому надо было еще обрабатывать землю, и он брал в руки бритву по утрам в дни праздников, а на неделе только в редких случаях. Посреди поселка, недалеко от площади, была третья парикмахерская, но и она была постоянно закрыта, потому что ее хозяин без конца отлучался по делам. В эту парикмахерскую люди входили с таинственным видом и звали хозяина топотом. У него были белокурые волосы, хитрое лисье лицо, ловкие движенья, блестящие очки; он был умен, деятелен и всегда в движений; во время первой мировой войны был на военной службе капралом санитарной службы и таким образом обучился медицине. Его официальное ремесло было цирюльничество, но бороды и волосы крестьян меньше всего его занимали. Кроме уменья стричь коз, лечить животных, давать слабительное ослам, осматривать свиней, он еще был мастер дергать зубы. За две лиры вытаскивал коренной зуб без большой боли и неприятностей. Это счастье, что он был в поселке, потому что у меня не было ни малейшего понятия об искусстве дантиста, а оба врача знали еще меньше. Цирюльник делал впрыскивания, а иногда и внутривенные вливания, о которых наши два врача даже не слыхали; он умел вправлять вывихи, залечивать переломы, пускать кровь, разрезать нарывы и сверх того знал травы, пластыри и мази; одним словом этот фигаро знал все и был настоящим кладом. Оба врача ненавидели его, в особенности потому, что он при случае открыто говорил об их невежестве и был любим крестьянами; всякий раз, когда доктора проходили мимо его цирюльни, они грозили донести на него за нелегальную медицинскую практику. Так как они не ограничивались одними угрозами, а время от времени действительно отправляли анонимные письма и его вызывали к бригадиру, чтобы сделать предупреждение, цирюльнику приходилось пускаться на тысячи хитростей, находить всякие поводы, чтобы тайно выполнять свою работу и не попадаться. Сначала он не доверял и мне, но когда убедился, что я его не выдам стал моим приятелем. У него действительно были какие-то способности, и я обращался к нему за помощью в маленьких хирургических операциях или поручал ему делать впрыскивания. Какое это имело значение, что у него не было прав? Он прекрасно делал вливания, но должен был действовать потихоньку, потому что Италия — это страна дипломов, ученых степеней, культуры, сводящейся только к захвату и лихорадочной защите от других претендентов своего места. Много в Гальяно крестьян были бы хромыми на всю жизнь, если бы прибегли к помощи официальной науки, и ходят они только благодаря этому фигаро, контрабандисту с лукавым лицом, полуколдуну, полуврачу, легкому на подъем и ловкому в борьбе с властью и карабинерами.