Риккардо был моряк из Венеции, сосланный, как и все другие члены экипажа корабля, совершавшего рейсы в Одессу, за то, что по приезде в Триест на борту была найдена русская пропагандистская литература. Он был высокий, белокурый, атлетического сложения, чемпион по плаванию на четыреста метров. У него были светлые, широко расставленные глаза, почти на висках, как у птиц. Я сразу узнал его, потому что видел его портрет, выполненный де Пизисом[48]. Риккардо довольно хорошо устроился в Грассано, женился на сестре Антонино Маддалене, и они ждали ребенка. Он был теперь семейный человек и ничем не отличался от грассановцев. Кроме того, ссыльные в Грассано были почти что свободны: они могли ходить сколько им вздумается по обширнейшим землям коммуны; только раз в неделю они были обязаны отмечаться в муниципалитете; и правило гасить огонь соблюдалось без всякой строгости. Риккардо был славный, добрый парень, и мне очень нравился его венецианский выговор.
Вскоре после Антонино и Риккардо пришли их друзья: мастеровые, столяры, портной, несколько крестьян.
В Грассано я знал крестьян гораздо меньше, чем в Гальяно, не только потому, что я там жил недолго и не занимался врачебной практикой, но и потому, что крестьяне в Грассано, быть может, еще более загадочные и замкнутые. В Гальяно они в большинстве имеют клочок земли; Грассано же — поселок крупных помещичьих владений, и крестьяне работают на чужих землях. Но условия, в которых они живут, мало чем отличаются, потому что трудно представить себе более страшную нищету, чем та, в которой живут и те и другие. Крестьяне Грассано существуют займами под будущий урожай, но когда наступает время жатвы, то им редко удается заплатить долг, и он увеличивается из года в год, все больше запутывая их в сети самой убогой нищеты. Крестьяне Гальяно работают на своем поле, но никогда не могут собрать столько, чтобы прокормиться и заплатить налоговому инспектору; несколько лир, случайно отложенные в урожайные годы, уходят на врачей и лекарства, главным образом против малярии; поэтому и они обречены на нищету и ничего не могут сделать, чтобы изменить свое положение. Нет никакой ощутимой разницы в жизни тех и других. Но если в Гальяно имеются только крестьяне и немного синьоров, то в Грассано, гораздо более крупном селении, есть еще нечто вроде многочисленного среднего класса, состоящего из ремесленников, главным образом из столяров. Я не раз спрашивал себя, для кого работают все эти столярные мастерские; и действительно, у них мало работы и они с трудом перебиваются. Наличие этого среднего класса придавало поселку особый «колорит»; мастеровые стояли целыми днями у входа в свои мастерские, почти все без работы, но зато в изобилии снабженные великолепными американскими инструментами. Крестьян можно было увидеть только на восходе и на закате солнца, отчего они казались еще более далекими и замкнутыми в своем таинственном мире.
Антонино, хороший цырюльник и разносчик вестей, сообщил мне новости Грассано. Их было немного: несколько «американцев» последовали примеру того, с золотыми цепочками, о котором я рассказывал, и сбежали в Нью-Йорк; начальник фашистской милиции уехал в Африку — единственный доброволец во всем поселке; тех, кто хотел поехать в качестве рабочих, как и тех из Гальяно, не взяли, и они сокрушались по этому поводу; приехал новый ссыльный словенец из Долмации, который умел делать все: модели кораблей и восковые статуэтки. Мое внезапное переселение три месяца назад долго еще служило предметом пылких дискуссий; оно было перенесено, как и все события, в зону борьбы местных партий; оппозиционеры обвиняли членов правящей партии в том, будто они донесли в Матеру, что я бывал у некоторых из их противников, как, например, у синьора Орландо или столяра Ласала; другие же утверждали, что это оппозиционеры писали анонимные письма, заставившие меня уехать, — писали только для того, чтобы в этом можно было обвинить партию, стоящую у власти; в глазах обеих борющихся партий, это было тяжким нарушением традиционного гостеприимства Грассано. На самом же деле в моем переводе, я думаю, не были повинны ни те, ни другие. Но споры разгорелись и еще больше переполнили чашу извечной ненависти и обиды.
48
Луиджи Филиппо Тибертелли де Пизис (Филиппо де Пизис, род. в 1896 году) — известный итальянский художник-импрессионист и критик. —