заранее показывая тебе и научая тебя,
что при помощи древа Адам должен быть возведен
из бедственного положения снова в рай.
«Кто внушил тебе эту мысль, о, ад?
Зачем испугался ты там, где нет [причин для] страха,
из‑за древа бесчестного, сухого и бесплодного?..»
«Безумным ты внезапно сделался, о, прежде мудрый змий!..
Ибо вот, то древо, которое ты называешь сухим и бесплодным,
произращает плод, вкусив который, разбойник
сделался наследником благ эдемских…»
«Перестань, жалкий ад, удержи страшные слова!..
Ты испугался креста и Распятого,
но ни один из них меня не поколебал…»
Тогда ад возопил к диаволу;
калека незрячему, слепой слепому говорит: «Смотри…
ведь это древо поколебало весь мир,
потрясло землю, помрачило небо,
разорвало скалы, а вместе и завесу [храма],
и тех, кто в гробах, воскресило…»
«Сумело испугать тебя древо Назорея? —
сказал диавол несчастному аду. —
Крестом ты умерщвлен, всех умертвивший…» [446]
Влиянием семитской традиции может быть объяснен и тот факт, что Роман употреблял не античные стихотворные размеры, основанные на чередовании долгих и кратких гласных, а тонические, построенные на принципе чередования строк с повторяющимся количеством слогов и ударением в одних и тех же местах. Благодаря использованию тонических размеров литургическая поэзия была доступна простому народу [447], в отличие, например, от стихотворений св. Григория Богослова, чтение которых оставалось уделом интеллектуальной элиты [448]. Примером тонического стихосложения может служить начальная строфа 40–го кондака преп. Романа, посвященная теме сошествия Христа во ад:
Хотя Ты, Бессмертный, и сошел в гроб,
но разрушил силу ада
и воскрес как Победитель, Христос Бог,
женам–мироносицам говоря «Радуйтесь!»
и Своим апостолам даруя мир,
падшим подавая воскресение [449].
В приведенном тексте одинаковое количество слогов в первой и второй строке, а также в четвертой и пятой: ударения в этих строках тоже совпадают. Кроме того, мы встречаем здесь «гомеотелевт» (ftegzameno — dorumeno) — созвучное окончание (прообраз современной рифмы), придающее стиху приподнятость, торжественность [450]. Гомеотелевт — одно из важных выразительных средств, используемых преп. Романом. Присутствие или отсутствие гомеотелевтов не определяется какой‑либо закономерностью: их может вовсе не быть, они могут встречаться на концах соседних строк, через одну или две строки, а также в середине строк. Начало 41–го кондака — лишь один из многочисленных примеров:
Katepothi o thanato i niko
Ti ek nekron egersi su, Criste o Theo…
Tin zoin ti tafi, thanat Theon
ke to ad ton adin skuleosanta
paredoke pote ton anomon lao,
o fniton tu fnitu athanatisanta,
o de nekron tu nekru anastisanta rimati
flaka ethento mnimati tu panta feronto nevmati.
Поглощена смерть победой [451]
воскресением Твоим из мертвых, Христос Бог…
Жизнь — гробу, Бога — смерти,
а Разорившего ад — аду
некогда предал народ беззаконников,
словно смертного — Обессмертившего смертных,
и словно мертвого — Воскресившего мертвых словом;
стражей приставили ко гробу Того, Кто все носит [одним] мановением [452].
Здесь целая серия гомеотелевтов, разбросанных по всему тексту, причем rimati и nevmati оказываются на концах соседних строк, Theo и lao на концах строк, но с расстоянием в две строки, а fniton tu fnitu и nekron tu nekru (двойной гомеотелевт) в середине соседних строк. Более того, athanatisanta — anastisanta rimati и nevmati представляет собой структуру, в которой один гомеотелевт как бы «цепляется» за другой.
Иногда гомеотелевт ничем не отличается от современной рифмы:
Eno si, umno si, agie tafe,
mikre ke megiste, ptohe ke plusie,
zoi tamiion, irini dohion,
hara simion, Christu mnimion
Хвала тебе, пение тебе, святой гроб,
малый и великий, нищий и богатый,
жизни хранилище, мира вместилище,
радости знамение, Христово надгробие [453].
Кондаки 40 и 41, из которых мы заимствовали данные примеры, относятся к числу anastasima — кондаков, посвященных Воскресению Христову. Этому же празднику посвящены кондаки 42—45, в которых тема сошествия во ад раскрыта с наибольшей полнотой. Следует отметить, что праздник Воскресения с первых лет существования христианской Церкви был объектом литургического почитания: именно вокруг этого праздника формировался богослужебный календарь. Проповеди, энкомии и гимны в честь Воскресения Христова слагались уже во II веке: литургическая поэма св. Мелитона Сардийского «О Пасхе» — лишь один из многочисленных образцов подобного жанра.
448
Св. Григорий пользовался античными размерами, хотя в его время разница между долгими и краткими гласными уже не воспринималась на слух. Поэзия св. Григория не предназначалась для литургического употребления; скорее она носила дидактический характер.