Мне хотелось продолжить и развить эту тему:
— А получим ли мы образ Чудотворца?
— Рассказы о чудесах, — ответил он, — тоже представляют собой повествование, а в «Q» повествования нет — это в первую очередь сборник цитат.
Бломберг потянулся к лежавшей на столе Библии в кожаном переплете, зашелестел потрепанными от частого чтения страницами:
— Вот, например, в Евангелии от Луки 7:18 — 23 и от Матфея 11:2 — 6 рассказывается, как Иоанн Креститель послал своих учеников к Иисусу с вопросом, действительно ли Он — Христос, Мессия, Которого все ждали? Иисус ответил им: «Пойдите, скажите Иоанну, что вы видели и слышали: слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, и нищие благовествуют». Поэтому, — заключил Бломберг, — даже из «Q» совершенно ясно, что Иисус творил чудеса.
Услышав о Евангелии от Матфея, я припомнил, что собирался задать еще один вопрос — о структуре жизнеописаний.
— Почему, — спросил я, — Евангелие от Матфея, который, как считается, воочию видел Иисуса, включает в себя часть Евангелия от Марка? Ведь Марк, по всеобщему убеждению, не был очевидцем описываемых им событий? Если Евангелие от Матфея написано очевидцем, то разве не разумнее ему было писать о том, что он видел сам?
Бломберг улыбнулся:
— Этому может быть только одно объяснение: Марк взял за основу воспоминания Петра. А Петр, как вы сами отметили, входил в узкий круг самых близких учеников Иисуса; он видел и слышал то, чего не видели и не слышали другие апостолы. Так что у Матфея, хотя он и сам был очевидцем событий, имелись веские основания полагаться на версию Петра, изложенную Марком.
Звучит резонно, подумал я. Мне припомнилась история из репортерской практики. Толпа журналистов, среди которых был и я, осадив ныне покойного мэра Ричарда Дейли, «патриарха» чикагской политики, засыпала его вопросами о скандале, разразившемся в полицейском управлении. Протискиваясь к лимузину, Дейли произнес несколько фраз.
Да, я был очевидцем этого события, я слышал эти фразы, — но все же бросился к радиожурналисту, стоявшему ближе к Дейли, и попросил его дать мне прослушать запись. Мне хотелось убедиться, что я ничего не напутал.
Вот так, наверное, поступил и Матфей. Он был апостолом и многое помнил сам, но, стремясь к безупречной точности, обратился к Евангелию от Марка — ведь там содержались сведения, поступившие непосредственно от Петра, который входил в число самых близких учеников Христа.
Вполне удовлетворившись ответами Бломберга на вопросы о трех первых Евангелиях (из-за сходства общего плана и содержания их еще называют синоптическими, что в переводе с греческого означает « имеющие общую точку зрения»)[5], я переключился на Евангелие от Иоанна. Когда читаешь все Евангелия подряд, нельзя не заметить, насколько Евангелие от Иоанна не похоже на остальные. Я хотел узнать, не таятся ли здесь какие-то противоречия.
— Вы бы могли объяснить, чем Евангелие от Иоанна отличается от синоптических? — спросил я Бломберга.
Его брови поползли вверх:
— Ничего себе вопрос! Я надеюсь когда-нибудь написать на эту тему целую книгу!
Когда я заверил его, что меня интересует не исчерпывающая информация, а лишь начальные, самые общие сведения, он расслабился и уселся удобней.
— Действительно, — начал он, — между Евангелием от Иоанна и синоптическими Евангелиями больше различий, нежели сходства. Из всех событий, изложенных в первых трех Евангелиях, лишь очень немногие появляются у Иоанна — но ситуация резко меняется, когда дело доходит до последней недели жизни Иисуса. С этого момента возникают более явные параллели. Еще у Иоанна совсем иной стиль повествования. Иисус у него употребляет другие слова, и проповеди Его становятся длиннее. Кроме того, этому Евангелию свойственна особая, более высокая христология, в нем звучат откровенные и смелые утверждения: Иисус — Единое Целое с Отцом; Иисус — Сам Бог; Иисус — Путь, Истина, Жизнь; Иисус — Воскресение и Жизнь.
— Чем же объясняются эти различия? — спросил я.
— Многие годы считалось, что Иоанн знал все написанное Матфеем, Марком и Лукой, и ему не было нужды повторяться, поэтому он сознательно решил дополнить их рассказы. Позже возникла другая точка зрения: независимость этого Евангелия от остальных трех объясняется не только иным подбором материала, но и иным взглядом на Иисуса.