— Я бы не сказал, что в Евангелии от Иоанна больше богословия, — возразил Бломберг. — Просто у него свое богословие. То же можно сказать и об остальных евангелистах. Матфей, Марк, Лука — у каждого из них была ясная богословская позиция. Лука в первую очередь думал о бедных и о благе общества; Матфей пытался проникнуть в суть взаимоотношений христианства и иудаизма; Марк изображал Иисуса страдающим Слугой. Список теологических различий между Матфеем, Марком и Лукой можно продолжать долго…
Я перебил, заподозрив, что от него ускользнул более широкий смысл моего вопроса:
— Да, но не повлияли ли богословские взгляды евангелистов на их способность — и желание — излагать события точно и беспристрастно, не приукрашивая историю и не подгоняя ее под собственные убеждения?
— Разумеется, мы не можем полностью исключить такую возможность — как и во всех случаях, когда дело касается идеологически направленного документа, — признал Бломберг. — Действительно, порой люди из корысти или по идейным соображениям пытаются перекроить историю на свой лад; но почему-то считается, что так происходит всегда, что иначе и быть не может. Это ошибочное мнение. Самая мысль о том, чтобы просто, без идеологической подоплеки, вести хронику исторических событий, была совершенно чужда древнему миру. Ведь летописи создавались в назидание потомкам — а иначе кто стал бы их писать?
Я улыбнулся:
— Не хотите ли вы сказать, что это должно вызывать у нас подозрения?
— В определенном смысле — да, — ответил Бломберг. — Но если мы довольно точно воссоздаем историческую реальность на основе разнообразных древних источников почему бы нам не применить тот же подход к Евангелиям? Идеология-то есть и там, и тут. Он помедлил, ища подходящий пример в подтверждение своей мысли.
— Вот вам современная аналогия. Находятся люди — как правило, антисемиты, — которые преуменьшают или вовсе отрицают ужасы Холокоста. Еврейские же исследователи пишут книги о Холокосте, создают музеи, собирают материальные свидетельства, расспрашивают очевидцев. Безусловно, ими движут идеологические мотивы, а именно — сделать все, чтобы эти зверства никогда не повторились, — но при этом они проявляют максимальную объективность и добросовестность в изложении исторических событий. Подобным же образом христианство основано на конкретном историческом утверждении — что Бог один-единственный раз вошел в пространство и время, воплотившись в Иисуса из Назарета. Поэтому христианская идеология сама по себе предполагает самый тщательный поиск исторической истины.
Он выждал некоторое время, чтобы я успел вникнуть в суть сказанного, затем посмотрел мне в глаза и спросил:
— Понимаете?
Я кивнул. Я понимал.
Одно дело говорить, что Евангелия берут начало из прямых или косвенных свидетельств очевидцев, но совсем другое — утверждать, что эти свидетельства сохранились в неизменности до того самого момента, когда были, наконец, изложены письменно. Понимая, что именно здесь кроется суть разногласий, я хотел напрямую спросить об этом Бломберга.
Я снова достал книгу Карен Армстронг «История Бога».
— Послушайте, что еще она пишет:
«Мы очень мало знаем об Иисусе. Первый полный рассказ о Его жизни — Евангелие от Святого Марка — был написан только в 70-м году — примерно через сорок лет после Его смерти. К этому времени к историческим фактам уже примешивались элементы мифологии, отражавшие тот образ Иисуса, который сложился у Его последователей. И Марк рисует скорее этот образ, нежели простой и точный портрет»[8].
Я сунул книгу обратно в портфель и, повернувшись к Бломбергу, продолжил:
— Некоторые ученые говорят, что, поскольку Евангелия создавались через много лет после описанных в них событий, легенды заслонили историческую истину, и Иисус из обычного мудреца и учителя превратился в Сына Божьего. Разумна ли эта гипотеза — или все же есть доказательства, что Евангелия были созданы раньше, когда миф еще не успел исказить факты?
Бломберг прищурился и твердо произнес:
— Это два разных вопроса, и давайте рассматривать их отдельно. Да, я считаю, есть веские основания предполагать, что Евангелия писались раньше, чем здесь говорится. Но даже если бы это было не так, все равно довод Армстронг несостоятелен.
— Почему?
— Общепринятые даты, не вызывающие протеста даже в самых либеральных научных кругах, таковы: Евангелие от Марка — 70-е годы, от Матфея и Луки — 80-е, от Иоанна — 90-е. Но послушайте: ведь в это время еще были живы самые разные люди, видевшие Иисуса, в том числе и весьма враждебно настроенные к Нему, которые не смолчали бы, если бы распространяемое о Нем учение было ложным! Следовательно, Евангелия были написаны не так уж поздно. Вообще, тут будет уместно одно довольно поучительное сравнение. Два наиболее ранних жизнеописания Александра Македонского были написаны Аррианом и Плутархом более четырехсот лет спустя после смерти Александра в 323 г. до Р. Х., и все историки находят их вполне достойными доверия. Да, легенд об Александре появилось немало — но все они возникли позже, когда его биографов уже не было в живых. Иными словами, за пятьсот лет, миновавших после смерти Александра Македонского, представления о его жизни не претерпели заметных изменений; легенды о нем начали появляться лишь в последующие пятьсот лет. На фоне этих цифр дискуссия о том, были Евангелия написаны через шестьдесят или через тридцать лет после земной жизни Иисуса, вообще не имеет смысла.