Ему нравится преподавать и писать работы о древнем мире, но не меньше он любит археологические раскопки. Профессор Макрэй более восьми лет руководил экспедициями в Израиле, раскапывавшими Кесарию, Сепфорис и Иродиум. Он изучал римские археологические памятники Англии и Уэльса, исследовал раскопки в Греции, повторил маршруты многих путешествий апостола Павла.
Доктору Макрэю шестьдесят шесть, его волосы тронула седина, а стекла очков стали толще, но от него по-прежнему веет духом приключений. Над столом в его кабинете (и над кроватью в спальне тоже) висит подробная панорамная фотография Иерусалима. «Живу под сенью этого города», — говорит он мечтательно, показывая на фотографии места раскопок и важных археологических находок. В его кабинете я уселся на уютный диванчик, какой чаще можно встретить на крыльце загородного дома, а Макрэй, в легкомысленной рубашке без ворота и поношенной — явно любимой — спортивной куртке, устроился за своим рабочим столом.
Желая узнать, не склонен ли он преувеличивать значение археологии, я начал с вопроса не совсем обычного: чего археология не может рассказать нам о достоверности Нового Завета? Ведь, как пишет в своем учебнике сам Макрэй, даже если археологи установят, что города Мекка и Медина действительно существовали в западной Аравии VI — VII веков, это еще не доказывает, что там жил Мухаммед, и ничего не говорит об истинности Корана.
— Археологические данные ценны, и притом весьма, — начал он, растягивая слова в манере, свойственной уроженцу юго-восточной Оклахомы, — но конечно, она не в состоянии доказать, что Новый Завет есть Слово Божье. Если мы проводим раскопки в Израиле и находим древние поселения, местоположение которых согласуется с Библией, это говорит лишь о том, что библейские история и география верны, — но не о том, верно ли учение Иисуса Христа. Археология не может ни подтвердить, ни опровергнуть духовные истины. Он привел в пример историю Генриха Шлимана, который искал Трою, чтобы доказать истинность гомеровской «Илиады».
— Трою-то он нашел, — улыбнулся Макрэй, — но это не значит, что каждое слово в «Илиаде» — правда. Это значит лишь, что Гомер точно указал координаты города.
С пределами археологической науки я определился, и мне не терпелось узнать, что она может поведать нам о Новом Завете. Я решил начать с наблюдения, основанного на собственном опыте, — опыте судебного журналиста с юридическим образованием.
Пытаясь определить, правду ли говорит свидетель, журналисты и юристы проверяют в его показаниях все, что только поддается проверке. И если обнаруживаются неточности в мелочах, это бросает подозрение на достоверность всей истории. Если же детали подтверждаются, то это дает основания — хотя, конечно, не стопроцентные — верить показаниям свидетеля в целом.
К примеру, рассказывая о поездке из Сент-Луиса в Чикаго, человек упоминает о том, что сделал остановку в Спрингфилде, штат Иллинойс, посмотрел фильм «Титаник» в кинотеатре «Одеон» и там же купил большой батончик «Кларк» со скидкой. Следователи могут проверить, есть ли в Спрингфилде такой кинотеатр, показывали ли в нем тогда этот фильм, продавались ли там конфеты именно такого сорта и размера именно в это время и именно по такой цене. Если результаты расследования противоречат словам свидетеля, это серьезно подрывает доверие к нему. Если же все сходится до мелочей, это, конечно, не означает, что все остальные показания верны, но повышает их достоверность.
В каком-то смысле так действуют и археологи. Они исходят из того, что если подтверждаются второстепенные детали из книги древнего историка, то повышается доверие к другим данным, которые проверить труднее.
— Скажите, мистер Макрэй, — начал я, — когда археология подтверждает детали Нового Завета, она тем самым укрепляет или подрывает веру в него?
— Разумеется, укрепляет, — без промедления ответил Макрэй. — Доверие к любому древнему документу лишь возрастает, когда археологи выясняют, что место или событие описано автором точно и подробно.
Он привел в пример Кесарию, древний город на средиземноморском побережье Израиля, где он участвовал в раскопках гавани Ирода Великого.
— Ученые долго не верили Иосифу Флавию, историку I века, что эта гавань была не меньше Пирея — главного порта Афин. Считалось, что это неверно, поскольку в наши дни бухта кажется совсем маленькой — камни выступают там над поверхностью воды. Но когда мы приступили к подводным раскопкам, выяснилось, что гавань была гораздо глубже, простиралась дальше, и ее общие размеры были вполне сопоставимы с портом Пирея. Так что Флавий был совершенно прав. И это дает нам основания верить, что он знал, о чем говорит!