— Интересно будет наблюдать за влиянием, которое окажет на него это учение, — прошептал он и громко добавил: — Да, я не могу сказать, что это неправда, Эрик. Во всяком случае, это правда для тех, кто может принять.
— А все-таки, кто же такой Бог? Потому что тот Человек был Сыном Бога.
— Бог сотворил мир, Он создал все, что ты видишь, — ответил капитан, запинаясь. — Теперь, говорят, Он управляет всем, хотя и невидим для человеческого взгляда.
— Он жив? — спросил Эрик.
— Он не может умереть.
— Где же Он?
— Говорят, что везде.
— Я не понимаю, где небо, там, наверху? Я в этих листках прочитал, что Иисус ушел на небо и сел рядом с Богом. Я слышал, как кто-то говорил: „Хорошо, что есть небо“. Я спросил папу, что это значит, а он сказал, что небом называется та атмосфера, которая находится над нами. Так где же Бог?.. Как мне хочется все узнать! Вы думаете, что Иисус и теперь жив? Это ведь так чудесно! Они убили Его — это ужасная история, я так плакал... Я никак не ожидал, что может быть такой хороший конец! После того, как Его похоронили, Он опять ожил! Мне так не хочется, чтобы Он опять умер! Скажите, давно написана эта история?
— Нельзя задавать несколько вопросов сразу, дитя мое. И потом, зачем ты так волнуешься? Нет на этом свете ничего, о чем бы стоило так волноваться!
— Но это касается другого света, и о нем-то я и хочу знать. Есть ли действительно другой свет? И как нам туда попасть? Там ли Христос? О, капитан, скажите мне, если знаете!
Маленькая ручка Эрика поднялась к глазам, но не смогла скрыть катившихся слез.
— Хорошо, Эрик, — сказал он, — я расскажу тебе, что мне говорили. Слушай.
Медленно, с расстановкой, припоминая давно забытое и черпая силу и вдохновение в пристальном взгляде Эрика, капитан Грахам передал ребенку старую повесть. Сперва несколько слов о сотворении мира, потом о грехе, проникнувшем в райскую обитель, о плане спасения и возможности участия в будущей жизни. Эрик иногда прерывал его, задавая вопросы, требовавшие объяснения.
Время прошло быстро. Няня уже шла к ним, готовая забрать Эрика.
— Как это мило с вашей стороны, что вы так много занимаетесь с Эриком, — сказала она, — он так редко бывает разговорчив с другими. Это удивительно замкнутый ребенок!
— Капитан Грахам, вы будете здесь завтра?
— Наверное, буду.
— Я дома все хорошенько обдумаю, что вы мне рассказали. Но мне очень многое непонятно.
— Смотри, чтоб не лопнула твоя голова! Я думаю, в ней теперь слишком много мыслей.
Когда кресло с больным уехало, капитан Грахам встал на ноги, усмехнулся и сказал про себя:
— Вот удивились бы мои друзья, если бы взглянули на меня, как я тут проповедую... Что ж, и проповедовать будем...
На другой день, когда они вновь встретились, личико Эрика было еще более озабочено.
— Мне что-то надо передать вам, капитан Грахам, — сказал он, — я хочу, чтобы вы написали адрес и отправили.
— Что, письмо?
— Да, вы его сначала прочтите, может, я не хорошо написал.
Эрик с важным видом вынул из кармана конверт и подал его капитану, пристально следя за ним глазами.
Капитан Грахам принялся читать, стараясь не выдавать впечатление, которое оно на него производило. По временам он покусывал усы и поднимал брови. К концу чтения выражение его лица смягчилось, как-то просветлело, и он с некоторым благоговением вновь сложил его и положил в конверт. Эрик писал следующее:
„Иисусу Христу, Сыну Божию. Дорогой Иисус, мне хочется написать Вам, что я Вас люблю. Очень жаль, что я не знал про Вас раньше. Я рад, что Вы еще живы, и мне хотелось быть одним из тех детей, которых Вы брали на колени, потому что Вы так добры! Я хочу спросить, возьмете ли Вы меня на небо, чтобы я Вас мог видеть? Я не знаю, как мне туда взобраться, но может Вы пришлете за мной? Мой друг, капитан Грахам, говорит, что Вы умерли за грешников. Я не знаю, что такое грешник, но расспрошу его об этом. Как это было скверно, что они Вас убили! Я радуюсь, что они Вас совсем не убили, потому что Вы потом ожили. Надеюсь, что Вы получите это письмо и скажите, могу ли я скоро Вас увидеть? Любящий Вас Эрик Валлас“.
— Хорошо так? Можете ли вы его послать? — голос Эрика звучал с беспокойством.
— Нет, голубчик, не могу. Что сделалось с умненькой твоей головкой, что она могла выдумать такую вещь?
У Эрика задрожали губы.