Как хорошо ей, как отрадно
Про жизнь и утро щебетать
И воздух синий и прохладный
Крылами вольно рассекать.
Заботы нет у Божьей птицы —
Не жнет, не сеет, и готов
На башне сводчатой темницы
От непогод ей тихий кров.
За ней следит глазами Жанна,
Спокойна духом и ясна:
Пускай свобода ей желанна,
Но и тюрьма ей не страшна.
У Жанны — скованные руки,
Кругом — солома, камень, сор…
Сегодня — пыток долгих муки,
А завтра ждет ее костер.
В долине Рейна за горою
Теперь семья о ней скорбит
И завтра с утренней зарею
На площадь казни поспешит.
Какою тьмою несказанной
Покроет душу им печаль!..
Детей глубоко любит Жанна,
Но ей покинуть их не жаль:
Пути укажет им прямые,
И хлеб, и жизнь им даст Христос,
Одевший лилии лесные
В живой атлас и жемчуг рос.
Заря всё выше над горами
Встает, румянит темный лес,
И реют ласточки кругами,
И свод безоблачен небес.
На лес, на небо смотрит Жанна
И с верой думает она,
Что жизнь прекрасна и желанна,
А смерть — близка и не страшна.
Сумерки
…Часы таинственной отрады,
Когда молчанье говорит,
Тепла вечерняя прохлада,
И сумрак ласковый разлит
В аллеях дремлющего сада.
Часы, когда во мгле тумана
Любовь печальна, грусть ясна,
И, как прибоем океана,
Душа в тот мир унесена,
Где нет надежд и нет обмана…
Белая ночь
По Неве, где даль речная,
Поздним золотом сверкая
Догорающего дня,
Дымкой вечера оделась, —
Над гранитом загорелась
Блеском чистым
И лучистым
Цепь огня.
Белых сфинксов изваянья
Потеряли очертанья;
С белым сумраком слились
Зданий темные громады,
Их колонны и аркады
Стали тише,
Легче… Выше
Поднялись.
Зыбь угрюмого канала
Почернела, задрожала
Вереницей фонарей.
Желтый свет их заструился,
И под ним зашевелился
Беспокойный
И нестройный
Мир теней.
Детство
Помнишь юные, говорящие,
Вдаль спешащие
Золотые на солнце лучи?
Помнишь сказки их торопливые
И счастливые
Всепобедной всемирной любви?
Сердца детского ликование
И сияние
Куполов с голубой вышины?
И в саду с заалевшими почками
Пух травы с золотыми цветочками,
Утро жизни и утро весны!
«В полдень жарко смола растворяется…»
В полдень жарко смола растворяется
И по красным колоннам стволов
Благовонным елеем спускается
К божеству, что в дубраве скрывается
Меж зеленых увлажненных мхов.
В полдень травы сплетаются гибкие
И пытают у сонных ручьев:
Кто под нашею порослью зыбкою,
Кто уснул с золотою улыбкою
Меж зеленых увлажненных мхов?
Нежно пчелы звенят неустанные,
Словно арфы далекой струна:
Поклонитеся, травы избранные,
Колосистые, серебротканые,
Богу сна.
«Упала ночь горячей тенью…»
Упала ночь горячей тенью.
Еще местами небосклон
Кровавой розой и сиренью
Сквозь сумрак ночи напоен.
Но всё властней, всё горячее
Объемлет жаждущая тьма
Садов роскошные аллеи,
Селений скудные дома.
Уже крылом ее одеты
Престолы грозные вершин.
На дальней башне минарета
Сзывает верных муэдзин.
И голос дикий и унылый
Средь виноградников густых
Звучит уверенною силой
Из глубины веков седых.
И сердце грустное тревожит
Наивной веры торжество,
Что нету Бога, кроме Бога,
И Магомет — пророк его!
«Нежная былинка тихо задрожала…»
Нежная былинка тихо задрожала
Ночью под землею раннею весной.
Смерть над ней склонилась, смерть ее позвала,
И взошла былинка в миг тот над землей.
Дивными звездами небо шевелилось,
Раскрывались почки, радуясь весне,
Зашептала травка: где же смерть сокрылась?
Засмеялись звезды в темной глубине.
«Седая изморозь ложится на траву…»
Седая изморозь ложится на траву.
Так холодно в лесу, так тихо по утрам.
И так не верится, что были наяву
Весеннее тепло, цветы и птичий гам.
Хоть неба синего бессмертная весна
На смену дней с улыбкою глядит,
Лесная чаща ей не верит и грустна,
Вся обнаженная, застывшая, молчит.
И только мертвый лист, сорвавшись с высоты,
Порою шепчется с кустарником сухим:
Быть может, вечен мир, но где же я и ты?
Быть может, вечен мир, но мы прошли, как дым.
«Перед грозою…»
Перед грозою
В лесу тревога:
Шумят деревья,
Пылит дорога,
Трепещут травы,
Дрожат былинки,
Сухие листья
Вниз по тропинке