«Стой в своем стойле…»
Стой в своем стойле,
Жуй свое сено,
Плачь, если больно,
Жди перемены:
Крякнет на бойне
Олух дубовый,
Выйдешь из стойла,
Сбросив оковы.
«Рябит, рябит, и, как стекло, дробится…»
Рябит, рябит, и, как стекло, дробится
В поганой луже здесь и там,
И вдруг алмазным диском отразится
И побежит, сверкая, по струям.
И как тогда не видно черной грязи,
Ни мелкости убогой мутных вод,
А только золото, и жемчуг, и алмазы,
И голубой небесный свод.
«Прилетели новые птицы…»
Прилетели новые птицы
И запели новые песни.
Старой птице в их ряд тесниться,
Песни их распевать неуместно.
Но в глубинах темного леса,
Если больно и плохо спится,
Допевает в глуши безвестной
Свои песни старая птица.
«Ноябрьское небо хмурится…»
Ноябрьское небо хмурится.
Нескончаемый серый поток
Намокших людей на улице
Течет, куда гонит рок.
Звонки дребезжат трамвайные,
Как безумный, автобус ревет,
В лихорадке отчаянья
Ускоряя времени ход.
Оголтело за пищей мечется
По рынкам голодный люд.
Неувязка, распад, нелепица…
И это жизнью зовут.
«Филодендрон спутанные листья…»
Филодендрон спутанные листья
Точно в смертной муке разметал
По окну. Завешан мутью мглистой
Тусклый наш квартал.
Осень. Город. Роковые звенья
Перепутанных людских судеб.
Вой желаний. Тяжкие лишенья.
Бой за кров и хлеб.
Поздний вечер. Было бы уютно
В мягком кресле под большим цветком.
Но нельзя забыть и на минутку
Всё, что за окном.
«Жалобно струны звенят…»
Жалобно струны звенят
В прошлое канувших дней.
Смотрит в окно мое сад,
Полон оживших теней.
Так же на синих снегах
Утра забрезжил восход
В час, когда смерть на часах
Стала у наших ворот.
Слезы, и думы, и сны
Те же, что были тогда.
Смертной тревоги полны,
Словно в преддверьи суда.
ИЗ РУКОПИСНЫХ КНИГ (1915–1931)
ИЗ КНИГИ «БРАТЕЦ ИВАНУШКА»
«Унеси меня на волке сером…»
Унеси меня на волке сером,
Унеси меня, Иванушка, домой,
В наше царство, за леса и горы,
Далеко от жизни — ведьмы злой.
Во дворце твоем, в моей светлице,
Как на небе, солнце и луна.
Не смолкают песни райской птицы,
Днем и ночью музыка слышна.
«В полночь глухую меня ты покинул…»
В полночь глухую меня ты покинул,
Братец Иванушка, в чаще лесной.
Братец Иванушка, в царстве змеином
Змей-семиглав обручился со мной.
Страшно мне жить под владычеством змея.
Давит кольцо его ласк мою грудь.
Злое дыхание пламенем веет.
Красные жала лицо мое жгут.
Неба не видно в подземной пещере.
Камни, песок без воды…
Воют вокруг невидимые звери,
Ветер завеял дороги следы.
Братец Иванушка, братец мой милый,
Поздно следов и дороги искать.
Сердце уснуло и всё позабыло,
Любо ему под землей остывать.
«Далеко, далеко, за алмазной горой…»
Далеко, далеко, за алмазной горой
В терему у зари, под вечерней звездой
Спит Иванушка, чарами злыми пленен,
И в хрустальном гробу видит горестный сон,
Что в Кащеевом царстве одна я бреду
И дороги-пути из него не найду,
Что во тьме меня злой чародей сторожит,
И коса его злобно о камень шуршит,
И слетают о полночь ко мне упыри
И сосут мое сердце, и кровью зари
Обагряется в небе хрустальный чертог,
Где Иванушка в горестном сне изнемог.
«Братец Иванушка, сегодня приснился…»
Братец Иванушка, сегодня приснился
Мне страшный кто-то с волчьей головой.
Крепко зубами мне в сердце он впился
И пропал в гущине лесной.
Как тень, по орешнику я бродила
И зачем-то орехи брала,
А в груди у меня уж не сердце было,
Раскаленный горн добела.
Вышла на поляну, вижу две осины —
На каждом листке огонь и кровь…
Смеется старый лесовик под ними:
«Вот она, ваша человечья любовь».
«— Здравствуй, Иванушка, братец родимый…»
М.В.Ш.
— Здравствуй, Иванушка, братец родимый,
Что же ты мимо сестрицы идешь?
Отчего на бровях твоих иней,
На ресницах белые слезы?
Разве и ты в плену у Мороза
В серебряном царстве живешь?