«Глухой и слепой…»
Глухой и слепой,
Горбатый и старенький,
С клюкой и сумой
Сижу на завалинке.
Теплеет апрель
Теплынью богатою.
Весенняя прель
Просырила заплаты.
Кружит по руке
Мурашка залетная.
Кружит налегке,
Сестра беззаботная.
Клюкой бы не смять
Траву подорожную.
Жизнь и ей благодать —
Дыхание Божие.
«Однодневка в золотом уборе…»
Однодневка в золотом уборе
Залетела в комнату мою.
Поискала солнца и простора,
И цветов, что сладкий сок дают.
И устав от поисков напрасных,
Крылышки сложила и легла
На кругу моей коробки красной
И без лишних жалоб умерла.
«Стонет зверь в лесном капкане…»
Стонет зверь в лесном капкане,
В мышеловке бьется мышь,
Тонет судно в океане.
Ты, уснувший, мирно спишь,
Упоен вином покоя,
И не слышишь, как вдали
Твари в смертной муке воют,
Тонут в море корабли.
«Шелесты. Нежные лепеты…»
Шелесты. Нежные лепеты.
Теплые капли в листах.
Шорохи. Росные трепеты
В розовой кашки лугах.
Тень мимолетного облака.
Легкий серебряный дым.
Матово-белое, доброе
Мягкое солнце за ним.
«Если мир лежит во зле…»
Если мир лежит во зле —
Отчего так ясны звезды
И цветов осенних гроздья
В золотой лампадной мгле
Так торжественно прекрасны?
И чиста любовь моя
И из чаши бытия
Смерть, как жизнь, принять согласна.
«Окончив речь свою, прославил…»
Окончив речь свою, прославил
Христа и к небу взор поднял,
Безмолвствуя, апостол Павел.
И весь ареопаг молчал.
Потом слова зашелестели
То тут, то там, — и вспыхнул смех:
«Чьи кости мертвые истлели,
Он оживить мечтает тех.
Презреть слова его пустые!
Танатос жертв не отдает.
Пойдемте пить и есть, живые,
А мертвый в гробе пусть гниет».
И только женщина рыдала
Одна, по имени Дамарь,
И сквозь рыдания шептала:
«Услышь, мой друг, мой брат, мой царь!
В Аида черную обитель
Ты заключен не навсегда,
Сойдет к нам Эрос-воскреситель
И воскресит нас в день Суда».
«Ковчег над бурным океаном…»
Ковчег над бурным океаном
И малый остров — Арарат.
А мир под ними бездыханный
Грехов, борьбы, надежд, утрат.
И будет радуга лишь Ною,
И с ним в завет Господь войдет.
Но кто же тех, кто под водою,
Кто их услышит, кто спасет?
«На мяльцах мяли…»
На мяльцах мяли,
Искали кострички,
Мыкали, чесали,
Связывали в мычки.
Прялкой вили, вили,
Тоньше стали вить
И перетоньшили —
Разорвали нить.
«Забрели ко мне под вечер…»
Забрели ко мне под вечер
Волшебные солнца лучи.
Пыльный воздух дрожит, просвечен,
Как мерцанье вербной свечи.
На зеленом лугу обоев
От окна зажглось окно.
Там — пустое, здесь — золотое,
И плывет по стене оно.
Доплывет до окна и угаснет,
Возвращая ночи приход.
Звезды, звезды, счастье несчастных,
Письмена благодатных высот.
«Как примириться сердцу…»
Как примириться сердцу
С огнем мировых страданий?
Как принять избиение младенцев
И ужас, когда тонул Титаник?
Тоску в каземате
На смерть осужденного,
Казнь боярина,
На кол посаженного,
Еретика, на костре сожженного,
И Христа, Христа в тюрьме под стражею.
Или всё, что у нас считается
Ужасом, мукою, кровью —
Там, в небесах, называется
Господней любовью?
«Я — революция. Я пламень мировой…»
Я — революция. Я пламень мировой.
Нет нужды мне, что вы боитесь дыма,
Что вопли жертв влекутся вслед за мной,
И всё разрушилось, что было нерушимо.
Звериное мое страшит вас естество.
Вы ярости моей трепещете, народы.
И сквозь пожары гнева моего
Не видите за мной дитя мое — Свободу.
Не вечно знамя красное мое.
Над ним развеется зелено-голубое,
Когда на плуг перекуют копье
И станет мир единою семьею.