«Жду сумерек. Тревожным знаком…»
Жду сумерек. Тревожным знаком
Зажжется красный семафор.
О, нет, в тюрьме не надо плакать,
Пусть будет [ясен] дух и тверд.
В свободные лесные дали
Там, верно, поезд пролетел.
Забудь о нем. Прими, опальный,
Гонимый, — тесный твой удел.
В тот миг с души волшебно цепи
Тоски и зависти падут,
И в царственном великолепье
Увидишь нищий свой приют.
«Выбилась меж камней травка…»
Выбилась меж камней травка.
Так же выбиться и мне
Суждено. Ползи, козявка,
Это всё во сне.
Сон — тюремное гулянье.
Сон — шагов по камням стук.
Снится призрачное зданье
И ключа скрипучий звук.
Всё обманно, всё неверно,
Только там, в глуби, внутри,
Под венком колючих терний
Роза ждет зари.
«Тоска опять, как раненая птица…»
Тоска опять, как раненая птица,
Забилась в клетке сердца моего.
Я так хочу молитве научиться.
Я больше не хочу, быть может, ничего.
Но те слова, которые шептала
Я в годы детства, отходя ко сну,
Состарились со мной, и отзвучала
Та вера, что была моею в старину.
Иных молитв, иной, недетской веры
Смертельно жаждет пленная душа.
Но реют вкруг безглазые химеры,
К преддверью гибели увлечь меня спеша.
О, не поддамся лживым обещаньям.
Алканье, жажду навсегда приму.
Но правдою не назову мечтанья
И светом — тьму.
Нищему поэту
Я люблю тебя за это,
Сердце нищего поэта,
Что тебе не страшно жить,
По дворам с сумой ходить,
Корку черствую глодать,
Под чужим забором спать,
Не желать приюта в мире,
На своей бандуре-лире
Славя тайну бытия
И надзвездные края.
«Бегите, мысли, быстрее лани…»
Бегите, мысли, быстрее лани
От жгучих стрел моих желаний.
Укройтесь, мысли, в лесу дремучем
От стрел желаний моих жгучих.
В уединеньи, в посте, в молитве
Готовьтесь, мысли, к последней битве
С могучим смерти очарованьем,
С безумным жгучим моим желаньем.
«Сон от глаз бежит. Бессонница…»
Сон от глаз бежит. Бессонница
Ворожит над головой.
Уж наполнилась вся горница
Предрассветной синевой.
Притаившимися ликами
Жизнь раскинулась кругом.
Птица первая чирикнула
За окном. Зачем? О чем?
Голова от думы ломится.
Не осилить сердцу дум.
Наколдует мне бессонница
Суетливый утра шум.
«Когда над жизнью что-нибудь…»
Когда над жизнью что-нибудь
Нависнет, как обвал,
И упадет, и станет путь
Сплошною грудой скал,
Спеши стремительно вперед,
Сомненья утишив:
Где хода нет, есть перелет,
Есть крылья у души.
«Вдалеке туманным силуэтом…»
Вдалеке туманным силуэтом,
Словно мачты дальних кораблей,
Стройные вершины тополей
Всплыли в море голубого света.
Станция. Могучие каштаны.
Женственных акаций кружева.
А в степи высокая трава
По верхам колышется майданов.
Плавно реет коршун в небе синем,
Серебрится зеркало реки.
Хутора, левады, ветряки…
Украина это, Украина.
«Проносится галочьей стаей…»
Проносится галочьей стаей
Под низкой небесною мглой
Усталая мысль, пролетает
Так близко над серой землей.
Докучные думы о крове,
О хлебе, о завтрашнем дне,
О мерно звучащих оковах,
О серой тюремной стене.
Угрюмые черные мысли
Как галочьей стаи полет.
А ветер засохшие листья
Всё гонит и гонит вперед.
«Шумы, гамы, звоны, трески…»
Шумы, гамы, звоны, трески,
То гудок взовьется резкий,
То промчится дикий рев
Под окном грузовиков,
День и ночь трамвай несется,
Вечно стекла дребезжат.
.
Но зато не страшен ад
После смерти никому,
Кто живет у нас в дому.
«Асфальт намокших черных тротуаров…»
Асфальт намокших черных тротуаров
Дробит отсветы тусклых фонарей.
Белеет плесенью в ограде церкви старой
Налипший снег на высоте дверей.
К железу их озябший оборванец
Прижался, дрожью мелкою дрожа.
Вокруг снежинки вьются в мокром танце,
Трамвай бежит, трезвоня и жужжа.
Всё в голове запуталось, смешалось.
Движенье, свет, церковная стена.
«Поесть бы, обогреться малость», —
Одною мыслью жизнь полна.