– Генри! – активировав голософон, сказал Редклиф. – Сильвия еще в замке?
– Да, милорд, – невозмутимо ответил дворецкий.
– Скажи ей, что я скоро буду.
– Слушаюсь, милорд. Что-то еще, милорд?
– Достань из подвала бутылочку Пено. И вели приготовить на ужин отбивную с кровью.
– Будет сделано, милорд.
Редклиф отключил голософон, задернул занавеску и вскоре вышел из дома.
Александра Эйден
Дела по созданию Модного дома шли полным ходом. Госпожа Линдси согласилась на мое предложение, и мы с ней подписали договор. Благодаря помощи духа дома, мне удалось изменить пространство первого этажа, а в мастерской господина Крули уже изготовили стол для раскроя, несколько витрин для тканей и пять манекенов. Оставалось еще оборудовать примерочную, украсить холл подходящими картинами и повесить вывеску. Но для этого мне нужно было наведаться в главный город графства, что я и собиралась сделать.
– Госпожа Александра, а вы прямо в сам Уинтшир поедете?
Мэри раскраснелась от возбуждения и то забегала вперед, то останавливалась, чтобы дождаться меня и задать очередной вопрос.
– Да, в Уинтшир.
Я потянула на себя вокзальную дверь и направилась к кассам.
– На целый день? – не унималась служанка.
– Поезд до Кранчестера отправится в восемь вечера, так что вернусь не раньше десяти.
– А как же вы одна? Может, мне с вами поехать?
– По-твоему, я нуждаюсь в няньке?
– Нет, что вы, просто я подумала, что…
Служанка не договорила и вздохнула. Я знала, о чем она подумала, но не могла ее взять. Денег оставалось в обрез, а два билета туда и обратно стоили недешево, да и еда в большом городе обойдется не меньше двух дьертов. Так что, как ни хотелось мне взять Мэри с собой, от этой идеи пришлось отказаться.
– В Уинтшир я тебя не возьму, но после обеда можешь быть свободна.
– Вы даете мне выходной? – удивилась Мэри.
– Что-то вроде того. Проведи время с пользой, сходи куда-нибудь.
– Спасибо, миледи, – обрадовалась служанка и тут же исправилась: – То есть, госпожа Александра.
Я взяла билет, поправила шляпку и посмотрела на Мэри.
– Все, иди домой. Дальше я сама.
– Так я и до вагона могу проводить. Посмотрю, чтобы все хорошо было, удостоверюсь, – не сдавалась Мэри.
Я только усмехнулась и пошла к выходу на перрон. Поезда были слабостью моей служанки. Из Вердофа до Кранчестера мы добирались с тремя пересадками, и Мэри радовалась этому, как ребенок. Да она и была ребенком. Что такое четырнадцать лет? В Эрилии детство у простолюдинов заканчивалось рано, кто-то начинал работать в десять, кто-то – в двенадцать. Мэри появилась на Лейрен-сквер, когда ей было тринадцать, а до этого она помогала тетке в швейной мастерской, получая полдьерта в неделю. Так что должность младшей горничной в особняке казалась ей настоящей удачей. А уж когда я предложила девочке стать моей личной служанкой, то она и вовсе была вне себя от счастья. Еще бы! Глупышке казалось, что теперь она утрет нос старшей горничной Доре, которая постоянно учила новенькую уму-разуму.
Какая-то женщина торопливо прошла мимо, задев меня локтем, и я невольно проводила ее взглядом. Светлые волосы, симпатичное, но какое-то напряженное лицо, недорогое серое платье. Скорее всего, прислуга или чья-то работница. Незнакомка села в красный вагон, в котором ехали пассажиры третьего класса, а я подошла к синему.
– Хорошего пути, госпожа Александра, – сверкая глазами, напутствовала меня Мэри.
Я опустилась на жесткое сиденье, кивнула служанке и закрыла дверь купе. Спустя минуту поезд тронулся. За окном поплыли лица провожающих, здание вокзала, грустная статуя богини Леи, пара старых лип. Колеса стучали все быстрее, за стеклом замелькали зеленые холмы и кранчестерский лес, пол под ногами подрагивал, а в воздухе застыл горьковатый запах дыма.
Я откинулась на твердую спинку дивана и закрыла глаза. В голове мелькали обрывки недавних событий, правда, я старалась на них не останавливаться. За последние пару месяцев научилась этому искусству. Мысли перешли к предстоящим покупкам, но не успела я прикинуть, куда пойти в первую очередь, как в памяти неожиданно всплыло суровое лицо с ледяными синими глазами. Святые небеса! Да что ж у меня этот граф никак из ума не идет? Почему я все время о нем думаю? И откуда это странное, сжимающее сердце, предчувствие? Каждый раз, когда вижу Уинтшира или вспоминаю о нем, мне кажется, что однажды он доставит мне неприятности. Не знаю, откуда взялось это убеждение. То ли зловещий облик графа виноват, то ли впечатление от нашей первой встречи.