В самом деле, последние два часа воображение рисовало ей окруженный циклопическими стенами Соловецкий монастырь в виде древнего монстра, спящего беспробудным волшебным сном. Монстра, в чьи чудовищные внутренности рискнули заглянуть они с Германом, два дерзких человечка. А еще раньше другие дерзкие человечки, поодиночке и группами, не только заглядывали, но и спускались в его необъятную утробу, бродили по кишкам-каналам, и некоторых он успешно переварил. Не выходя из спячки.
Да-да, именно так она все себе и представляла. И вдруг один из дерзких и чудом уцелевших путешественников по чреву бесцеремонно разрушает эту иллюзию, сообщая сухим лекторским тоном, что система каналов включает целый комплекс гидротехнических сооружений, который усложнялся и совершенствовался на протяжении столетий, начиная с правления игумена Филиппа. Его использовали и для снабжения монастыря водой, и для регулирования уровня вод Святого озера, ведь монастырь расположен на перешейке между Святым озером и бухтой Благополучия, и перепад составляет около девяти метров. За счет перепада уровня воды обеспечивалась работа мельницы, бани, сукновальной машины, лесозавода, кожевенного производства, гидроэлектростанции и прочих хозяйственных служб. Окончательно водоканальный комплекс сформировался на рубеже XIX–XX веков. Вот вам и спящий монстр.
– Неужели ты и под землей думал только об этих технических штучках?
– Я о них не думал, я о них помнил. Когда идешь в подобное место, лучше представлять с чем там можешь столкнуться. Хотя бы приблизительно.
– Но тебе было страшно? Несмотря на то, что ты представлял.
Герман тихонько фыркнул.
– Ах вон куда ты клонишь! Было, конечно. Я же знал, в каком состоянии находятся каналы, и понимал, что каждый, кто спускается туда, рискует жизнью, будь то специалист или праздный болван.
– Помнится, однажды вы с Аркадием Петровичем побывали там в качестве праздных болванов, – заметила Нора.
– Да, – вздохнул Герман, впрочем, без малейших признаков раскаяния. – Нет предела человеческой глупости!
Некоторое время они молча разглядывали вход в убегающий под территорию монастыря, наполовину затопленный тоннель.
– Здесь глубоко? – спросила Нора.
– Довольно глубоко, да. И не только здесь. В некоторых местах нам приходилось передвигаться над водой на шпагате, как чертовым каскадерам. – Герман усмехнулся. – Жаль, ты этого не видела. Тебе бы понравилось.
– Не чертыхайся, пожалуйста.
– Чувствуешь близость ада?
– Вроде того.
– Тогда давай наверх. Я хочу еще прогуляться до Поваренных ворот, прежде чем двигать в Новую Сосновку.
Медленно они обогнули церковь святого Филиппа, на мгновение замерли перед великолепием Спасо-Преображенского собора, свернули налево и по длинной крытой галерее, соединяющей все строения монастыря, направились к Успенской церкви с Трапезной палатой.
Здесь, на галерее, с реставрацией все в порядке: толстый слой свежей штукатурки покрывает каменные стены, деревянные балки перекрытия и кровля из теса выглядят так, будто только что прибыли из магазина «Леруа Мерлен». Реставрационные работы ведутся чуть ли не на всей территории монастыря. Рабочие в ярко-синих комбинезонах и оранжевых касках деловито снуют между сложенных во дворе балок, досок, кирпичей и прочим строительным материалом. Первым делом в порядок приводится то, что интересно туристам. Это ясно. Но что если в один прекрасный день очередная группа зевак провалится в преисподнюю вместе с гидом?
– Для реставрации гидросистемы требуются специалисты другого уровня, – читая ее мысли, пробормотал Герман. – И деньги, много денег.
– Это я понимаю.
Вот и комплекс Успенской церкви с Трапезной палатой. Белые стены церкви. Серебристые главки, покрытые лемехом. И дальше, почти возле самой внешней стены, такие же скромные обшарпанные строения, как оставшаяся позади мельница. Одно из них – здание общей трапезы, другое – просфорный корпус. За зданием общей трапезы виднеется Поваренная башня.
Герман долго бродил вокруг церкви, разглядывая землю и основания стен. Нора терпеливо следовала за ним. Знала по опыту, что в такие минуты его лучше не отвлекать, тем более не поторапливать. Рано или поздно у него возникнет потребность поделиться своими соображениями – Герман был из тех, кому лучше думается в режиме диалога, – и он расскажет все сам.
Так и случилось. Остановившись возле огороженной – чисто символически, при помощи деревянных колышков и веревок с флажками, – территории, где проводились археологические раскопки, Герман спросил: