– Мы их задерживаем, – сказала Рита, глядя на мармелад и пряники. – Дежурных по кухне.
– Им все равно еще посуду мыть, – успокоила ее Нора. – Это час как минимум. Ты куришь?.. Герман, передай, пожалуйста, дамам пепельницу. И зажигалку. И сигареты.
Некоторое время все молча курили, прихлебывая чай и угощаясь сладостями. Чувствуя на себе любопытные взгляды соседей по общежитию, задержавшихся против обыкновения в обеденном зале. Ну еще бы, разве можно пропустить такой спектакль! Новенькой заинтересовались местные аристократы, и сегодня вечером решится ее судьба. Понимает ли она, что происходит? Вряд ли.
Не сказать, что на ферме процветал произвол «старичков» – после отъезда Надежды, которая долгое время верховодила на женской половине, все вздохнули свободно, – однако местная община жила по тем же законам, что и любая другая социальная группа, и в ней были свои альфы, беты, гаммы и прочие, взаимодействующие друг с другом довольно предсказуемым образом, в соответствии со своим текущим статусом. Изолированность от внешнего мира усугубляла положение. С другой стороны, она же была и благом: на ферме, в условиях регулярных физических нагрузок и при полном отсутствии искушений, выздоровление протекало гораздо быстрее, чем в специализированных клиниках больших городов.
Герман давно имел высокий ранг, подкрепленный уважением доктора Шадрина и любовью Леры, и когда бывший альфа Николай Кондратьев решил подвинуть его при помощи грубой физической силы, сумел дать ему и его прихвостням достойный отпор. Леонид тоже выстоял в битвах с двумя местными богатырями, и его способность входить в состояние берсерка начисто отбила у остальных охоту мериться с ним силой.
– Освоилась здесь? – спросила Нора, чтобы Рита не подумала, что их стесняет ее присутствие. – Или пока не очень?
– Не очень. – Глубоко вздохнув, рыжая стряхнула пепел с кончика сигареты. Покосилась на Леонида, который в это же самое время поднял голову и устремил на нее внимательный взгляд. – Девчонки хорошо ко мне относятся, но… я не хочу рассказывать о себе. Пока не хочу. И не умею болтать обо всем и ни о чем. Поэтому трудно. И еще. – Она покусала губу, и без того чуть припухшую. – Я уже в порядке… почти в порядке, но… мне все время хочется вмазаться. Извините.
– Героин? – улыбкой манекена улыбнулся Леонид.
Рыжая кивнула.
– Ты меня понимаешь?
– Понимаю.
– У тебя это прошло?
– Желание вмазаться? – Он покачал головой. – Нет.
– Что же делать?
Затаив дыхание, она ждала ответа. Леонид на миг прикрыл глаза.
– Учиться с этим жить. С желанием, которое никогда не будет удовлетворено.
– Ты научился?
– Надеюсь.
– Ни одного срыва?
– Ни одного.
Они сидели, не двигаясь, и молча смотрели друг на друга. Неужели короля пробрало?
– Это правда, – заметил Герман, вытряхивая из пачки еще одну сигарету. – Док считает, что у него железная воля. – Откинулся на спинку стула и, щелкнув зажигалкой, элегантно прикурил. – Я с ним полностью согласен.
Рита повернулась в его сторону.
– А у тебя? Тоже ни одного срыва?
– Я не джанки[4], Марго. И никогда им не был.
Ее голубые глаза расширились от удивления.
– Ни разу не пускал по венам?
– Да пускал он, – ответил ей Леонид, – и не один раз. Но не подсел. Такой счастливый метаболизм.
– Или тоже воля? Железная.
– Нет-нет, – решительно запротестовал Герман, – попрошу не вносить меня в список героев. Я самый обыкновенный человек. Закомплексованный, вздорный, непоследовательный, пораженный тяжкой формой мании величия…
– Легче, Герман, легче, – посмеиваясь, сказала Нора. – Ведь девочка может подумать, что ты это всерьез.
– А что из сказанного, по-твоему, не соответствует действительности? – осведомился Герман.
Сидя в непринужденной позе, он слегка щурился от дыма, поднимающегося с кончика сигареты. Приглушенный свет смягчил резкие черты его лица, сделав их размытыми, точно на акварели. Рубашка цвета хаки подчеркивала зелень глаз.
– Да только мания величия и соответствует!
– Ты слишком добра ко мне, дорогая.
– А тебе хочется строгости и жесткости?
– О, я помню предостережение китайских мудрецов!