— Как же могу я помочь расстроить брак, предначертанный королем? — удивилась она.
— Ах, сударыня, — пылко возразил граф, — если вы не откажетесь от моей любви, я сумею остаться вам верным, не навлекая на себя монаршего гнева. Позвольте мне, прелестная Леонора, — прибавил он, став на колени, — позвольте мне обвенчаться с вами в присутствии госпожи Марселы, — эта свидетельница поручится за святость нашего союза. Тем самым я без труда избавлюсь от ненавистных уз, которыми меня хотят связать. Если и после этого король будет настаивать, чтобы я женился на особе, которую он мне предназначает, я брошусь к ногам монарха и скажу ему, что давно люблю вас и тайно с вами обвенчан. Как бы ни желал он женить меня на другой, он слишком добр, чтобы разлучить меня с женщиной, которую я обожаю, и слишком справедлив, чтобы нанести такое оскорбление вашей семье. Как ваше мнение, благоразумная Марсела? — прибавил он, обращаясь к воспитательнице. — Что скажете вы об этом плане, внушенном мне любовью?
— Я от него в восторге, — ответила госпожа Марсела, — до чего же изобретательна любовь!
— А ваше мнение, прелестная Леонора? — спросил граф. — Неужели вы так недоверчивы, что отказываетесь одобрить этот план?
— Нет, — отвечала Леонора, — только посвятите в него батюшку, и я не сомневаюсь, что он согласится, когда узнает, в чем дело.
— Сохрани Бог открыться ему! — перебила подлая дуэнья. — Вы не знаете сеньора дона Луиса: он так щепетилен в вопросах чести, что не допустит тайные любовные отношения. Предложение о негласном браке оскорбит его, притом он слишком осторожен и побоится союза, который, по его мнению, может расстроить планы короля. Этим неосмотрительным поступком вы только внушите ему подозрение: он начнет неотступно следить за нами, и вы будете лишены возможности встречаться.
— Я умру от огорчения! — воскликнул наш вздыхатель. — Но, госпожа Марсела, — продолжал он, прикидываясь крайне удрученным, — неужели вы действительно думаете, что дон Луис отвергнет предложение о тайном браке?
— И не сомневайтесь в этом, — ответила дуэнья, — но предположим даже, что он согласился: он так строг и набожен, что никогда не допустит, чтобы были обойдены церковные обряды; а если венчаться в церкви, то дело сейчас же получит огласку.
— Ах, моя милая Леонора, — сказал граф, нежно пожимая руку своей возлюбленной, — неужели для того, чтобы удовлетворить пустые требования приличия, мы подвергнемся страшной опасности расстаться навеки? От вас, от вас одной зависит быть моею! Согласие отца вас, может быть, немного успокоило бы, но ведь госпожа Марсела нам доказала, что нет никакой надежды получить его; уступите же моим невинным желаниям. Примите сердце мое и руку, а когда настанет время объявить дону Луису о нашем союзе, мы объясним, почему мы от него все скрыли.
— Хорошо, граф, — сказала Леонора, — я согласна, чтобы вы пока ничего не говорили моему отцу. Сначала узнайте осторожно о намерениях короля, поговорите с ним прежде, чем я дам согласие на тайный брак; скажите ему, если надо, что вы со мной тайно обвенчались… Попытаемся этим ложным признанием…
— О, что касается этого, сударыня, — возразил Бельфлор, — я слишком ненавижу ложь, чтобы пойти на такое притворство; я не могу настолько изменить себе. Вдобавок у короля крутой нрав: если он узнает, что я его обманул, он никогда в жизни мне этого не простит…
— Я бы никогда не кончил, сеньор дон Клеофас, — продолжал бес, — если бы стал повторять слово в слово все, что говорил Бельфлор, дабы соблазнить эту молодую особу. Скажу только, что он пустил в ход все те страстные речи, которые я подсказываю мужчинам в подобных случаях. Но напрасно он клялся, что постарается как можно скорее подтвердить перед людьми обещание, данное ей наедине; напрасно он призывал небо в свидетели своих клятв, — ему так и не удалось восторжествовать над добродетелью Леоноры; занималась заря, и он вынужден был удалиться.