Юрий ЯКОВЛЕВ
Хромой лев
Вы любите львов? Больших мускулистых хищников с гладкой жёлто-рыжей шкурой под цвет пустыни. С кожаной нашлёпкой на конце носа, как у собаки, только в десять раз больше. С мягкими подушечками на ступнях. В этих подушечках, как грозное оружие в ножнах, спрятаны кривые острые когти.
Я любил львов и жалел, что они не разгуливают по мостовым, не крадутся по стриженой траве газонов и не греются на солнышке, развались на асфальте. Однажды я видел льва в музее. Но это был не зверь, а безобидное чучело. Его ела моль. Живой лев был в зоологическом саду. Но он или спал, по-кошачьи свернувшись в клубок, или смотрел в одну точку большими погасшими глазами.
Я мечтал о настоящем африканском льве, о царе зверей, который бьёт себя по рёбрам тяжёлым хвостом, издаёт боевой рык и широко раскрывает клыкастую пасть. К такому льву не подступится даже тигр, не то что моль с соломенными крыльями. И когда я услышал, что в наш город приехали львы, я немедленно раздобыл себе билет и отправился в цирк.
Я ехал в переполненном автобусе на одной ноге: вторую некуда было поставить. Я боялся опоздать и всё время прорывался протиснуться к выходу. Но какой-то худой невысокий человек выставил локоть, и я натыкался на него то плечом, то грудью. Один раз автобус крепко тряхнуло, и я сделал попытку пробиться вперёд, но локоть не пустил меня. Он был как из железа.
— Стой спокойно! — хриплым голосом прикрикнул на меня пассажир с отставленным локтем. — У меня болит печень.
У меня не было никакой печени, и я с недоверием покосился на пассажира. Его лицо было недобрым. Костистый нос торчал остро, как локоть. Под носом топорщились колючие, словно приклеенные усы. А брови не держались на лбу и падали на глаза. Он поднимал их до самой шапки, а они снова падали.
— Вы сходите у цирка? — безнадёжно спросил я.
— Схожу! — буркнул пассажир с больной печенью и на всякий случай выставил злой локоть.
Всю дорогу я стоял на одной ноге как аист. Но когда едешь в цирк смотреть львов, то можно и потерпеть.
Если взять циркуль и начертить огромный-огромный красный круг, получится арена. Если тем же циркулем намахать ещё много разных кругов, получатся места для зрителей. А всё вместе — это цирк. Залитый светом, многолюдный, нетерпеливый, смеющийся и затихающий в ожидании.
Очутившись в цирке, я растерялся. Я протиснулся к красному кругу и потрогал его рукой. Он был бархатным. Потом я долго ходил по разным кругам, отыскивая своё место, и всё время спотыкался о ботинки и туфли сидящих зрителей. Я думал, что они специально подставляют мне подножки, а они думали, что я нарочно наступаю им на ноги.
Наконец я нашёл своё место и облегчённо вздохнул. Мне показалось, что я целый день добирался до этого стула. Я сел и стал смотреть вниз на красный круг. Неужели львы такие надрессированные, что не будут кидаться на людей? Я-то сидел высоко, до меня ни один лев не допрыгнет, а каково нижним?
Вместо львов в красный круг вошёл клоун. Если у человека одна штанина короче другой, пиджак с одним рукавом, ботинки длинные, как лыжи, нос в муке, рот до ушей, — словом, если у человека всё не как у людей, значит, он клоун. Мне совершенно не нужен был клоун, но я засмеялся. Клоун падал, вскакивал на ноги и вставал на голову. Потом у него в руках появилась труба, и он стал играть, стоя на голове. Я забыл, что пришёл из-за львов.
Я так увлёкся выступлением клоуна, что не заметил, как вокруг арены выросла огромная клетка. Клоун вскочил с головы на ноги и пустился бежать: в клетке в любое время могли появиться львы. Свет в цирке погас. И только красный круг был освещен яркими прямыми лучами прожекторов. Оркестр заиграл марш. И на арену вышел укротитель. На нём была белая рубаха. Она блестела, как будто с неё забыли стряхнуть нафталин. Чёрные бархатные брюки были затянуты широким поясом. В руке он держал большой тонкий хлыст. Цирк захлопал. Укротитель стал раскланиваться во все стороны. Когда он повернулся в мою сторону, я разглядел его. Волосы у него были прилизаны и блестели, как мокрые. А брови то поднимались вверх, то падали на глаза. Я сразу узнал эти брови. Да, сейчас передо мной был тот самый сердитый пассажир, который выставил острый локоть и не пускал меня вперёд. Я не знал что и думать. Может быть, произошло недоразумение и в клетке вместо могучего, широкоплечего укротителя — таким он был на афише — оказался сердитый человек с какой-то больной печенью?