Протяни два крыла. Или две отогретых ладони...
- Что ты там бубнишь? - спрашивает Лена.
- Ты сейчас от меня на дистанции вскинутых рук...
- Ты опять за свое, - говорит Лена, - да ты, дружок, бредишь...
А Тина-таки расслышала меня, расслышала... Не то бы...
Вот! Вот же в чем мое спасение! Ти, славная ты моя, я же могу дотянуться до тебя рукой!
Дотянуться бы, закрыв глаза, думаю я. Но сперва - выжить!
А детство... Детство, видит Бог, для меня да-а-а-вно уже кончилось...
- Я в порядке...
Ах, эти славные сладкие щиколотки и лодыжки... Ах, эти бубенцы-бубенчики!
Спасибо вам!
- Макс, голос!..
- Уа-ав!..
Да ты, братец, обленился совсем!
Глава 2
Что бы там ни говорили сильные мира сего, будь то царь Соломон или Александр Македонский, или Крез, или Красс, или вождь племени майя (как там его?), султан Брунея, Билл Гейтс, Карлос Слим Хел или даже Уоррен Баффетт... Или, собственно, все они вместе взятые... Как бы ни упивались они достигнутой славой и мощью, всесилием и всемогуществом, я уверен, что каждый из них, лежа на замаранных простынях смертного одра, отдал бы без раздумий и сожалений и богатства и состояния, нажитые тяжелым и кропотливым трудом, не задумываясь отдал бы за еще один день своей жизни... За час! За еще одну крохотную минуту...
Не задумываясь!
Я уверен!
Я бы многое дал, чтобы расслышать едва уловимую мольбу, исходящую с их пересохших и едва шевелящихся губ, подернутых тленом вечности, увидеть их стекленеющие глаза с проблесками предсмертной надежды. О чем был бы этот стон, этот блеск? О мгновениях жизни...
Я уверен!
Не задумываясь!
Не зря ведь люди извечно - так старательно и надрывно! - заняты поисками этого чертова эликсира бессмертия. Нет в мире силы, способной утолить жажду жизни... Вот и мы сломя голову бросились в этот омут, в постижение идеи вечной жизни. И что же? Понадобилось довольно много времени, чтобы осознать тщетность любых попыток достичь совершенства. И теперь у меня нет права на молчание. Отчего же мне не поведать и тебе эту историю?
- Слушай, Рест - это что за имя? - спрашивает Лена.
Я рассказываю.
- Мне однажды сказали: «Теперь ты мой крест! Теперь это имя твое», - продолжаю я. - «Крест?». «Ага - Крест. Хочешь коротко - Рест, хочешь мягко и ласково - Рестик...», - я хмыкнул: - «Ладно, Рест так Рест. Рестик - даже мило. Хотя, знаешь...». «А мне нравится: Рест! Как удар хлыста!». «Ладно...».
- А потом?
- И потом...
- Может быть, все-таки Орест? А по паспорту? - спрашивает Елена.
Она, я вижу, не совсем принимает этого моего Ореста и Реста, и даже Рестика. Мне, собственно, все равно. Юля тоже поначалу кривилась. А вот Ане имя нравилось. Она даже... А Тинка - та хохотала:
Орест... рестик...рест...
Ох, тяжел твой крест...
- Хочешь - Орест. Так, я помню, звали одного динозавра, - смеюсь я.
- А по паспорту? - настаивает Лена.
- Назови хоть горшком!..
- А знаешь, - спросила меня Тина, - что значит твое «Рест»?
- Конечно! - воскликнул я, - мое «Рест» значит...
Тина не дала мне закончить:
- Значит - «Опора»! Rest!
- Это свое «Rest!» она произнесла по-английски! Помни это!
Помню, как она смотрела на меня.
- Как?
Вот так Тина и выхохотала мою судьбу- крест оказался не из легких... Ее слова часто... Кто-то посвятил ей стихи:
«Тинн... Капля упала вверх, ударившись о небоскат.
Тинн... - ты льешься за нас за всех, плевать, что наговорят.
Ты - рыжее пламя гроз, отправленный вдаль конверт.
Слово на перенос, час слёз, немыслимый переверт...
Тинн - слово колоколам, бронзовым песням их.
Тинн - это приносит нам волны плавучий стих...
Твой голос как летний дождь - смоет всю пыль с души.
Мне - чуять руками дрожь. Прямо хоть не дыши.
Гром - голос твоей струны, шум огня - твоя речь.
Мысли из-за тебя вольны в пальцах проворно течь...
В эти мгновенья ты - выше всех, и нет над тобой господ...
Тинн... Капля упала вверх, ударившись о небосвод...».
Очень про нее все, про Тину...
- Как тебе?
Лена только улыбается.
Вот так - тинн... тинн... - по росинке, по капельке она меня и завоевала. Она просто стала моим камертоном: без нее - ни шагу! Карманный Нострадамус на каждый день! Мне не всегда удавалось разгадать ее катрены, но если мозг мой протискивался в их содержание, я просто млел от счастья: надо же! Осилил! И тотчас приходило правильное решение!
- Надо же! - восклицает Лена.
- Да-да, так и было! А настоящее мое имя... сама знаешь! Каждому ясно, что оно означает.
Итак, я рассказываю...
- Все началось, - говорю я, - с какого-то там энтероцита - крохотной клетки какой-то там кишки какого-то там безмозглого головастика... Он даже не успел превратиться в лягушку! Правда, потом из этой самой клеточки и родился крохотный трепетный лягушонок, который прожил всего-ничего... Тем не менее, мы за него ухватились. Как за хвост настоящей Жар-птицы! Мы будто тогда уже были уверены, что этот чертов Армагеддон непременно придет и к нам.