<p>
Видимо Вадька был прав. Вот же человечище! Я восхищаюсь его логике и интуиции. Еще не было случая чтоб он ошибся. Если мы едем в аэропорт, то у нас есть еще минут сорок времени. Кое кто пытается вздремнуть, положив голову на плечо соседа. Машину раскачивает и трясет на кое-где разбитой дороге. Рядом строят новую дорогу, но мы едем параллельно ей, по старой, петляя, порой огибая совсем разбитые участки. Кто-то курит, молча выпуская дым кверху, кто-то устало смотрит на дорогу, думая о своем, то ли вспоминая что-то, то ли мечтая. Минут через тридцать появляются ограждения из колючей проволоки, опоясывающие все подступы к аэропорту. Он у нас совмещенный, а это значит, что взлетная полоса общая, как для гражданских бортов, так и для военных, а вот базирование воинской части отдельно, но ограждения все-таки общие. Бетонные столбы с натянутой колючкой пролетают словно стыки рельсов.</p>
<p>
Наконец автомобиль подкрадывается к воротам военного аэропорта. Мы понимаем, что путь скоро закончится. Ворота открываются, и мы оказываемся внутри воинской части, проезжаем несколько сот метров и окончательно останавливаемся у здания ОБАТО. Помощник дежурного хлопает дверью и исчезает в здании, мы это видим поскольку дверь находиться в нашем поле зрения. Все опять закуривают в каком-то непонятном томительном ожидании чего-то загадочного. Тишина, только ветер, здесь посреди степи дует со свистом, мрачно и зловеще, не предвещая ничего хорошего.</p>
<p>
- Из машины! – кричит нам показавшийся в дверях помощник дежурного.</p>
<p>
Мы выпрыгиваем и становимся возле правого борта, во главе нас Васильев. Подполковник подходит к строю.</p>
<p>
- Замерзли, ребята?</p>
<p>
- Да есть малость!</p>
<p>
- Значит какая наша задача. Борт с «грузом 200» приземлился. Грузим в кузов ящик и едем по адресу. Оставляем его там, а сами возвращаемся в училище. Задача ясна?</p>
<p>
- Откуда груз, товарищ подполковник? – спрашивает Тупик.</p>
<p>
- Тупик, а ты не догадываешься?</p>
<p>
- Из Афгана?</p>
<p>
- Ну а откуда еще?!</p>
<p>
- Ясно…</p>
<p>
Все мрачнеют. Оно и понятно, не очень-то приятно провести ночь в кузове с гробом. «Повезло» нам. Подполковник разрешает пока перекурить. Строй разваливается и в полумраке начинают светиться маленькие красные огоньки. Еще хорошо, если здесь уместно это слово, мы не выносим гробы из самолета. Это делают бойцы, сопровождающие АН-26, который развозит печаль по всему советскому союзу. Минут через десять дверь открывается и четверо бойцов выносят гроб и грузят его в кузов нашего ЗИЛа. При их появлении все бросают или прячут сигареты в кулаке, занося его за спину. Это происходит непроизвольно, как при появлении строгого офицера и эта некая дань уважения погибшему воину.</p>
<p>
- В машину! – говорит наш офицер, тоже помрачневший при виде гроба.</p>
<p>
Мы аккуратно, стараясь не задеть нового пассажира, отправляющегося в последний путь, усаживаемся на лавках. Посреди нас стоит гроб, обтянутый красной материей. Машина заводится и выезжает за пределы колючего ограждения.</p>
<p>
- А говорят, что обычно погибших привозят в цинковых гробах… - нарушает всеобщее молчание Тупик.</p>
<p>
- Так и есть, - отвечает то ли ему, то ли всем нам Бобер. – Цинковый ящик внутри. В нем есть окошко, для лица убитого.</p>
<p>
- А почему именно в цинке? – не замолкает Тупик.</p>
<p>
- Так неизвестно, что осталось от бойца…</p>
<p>
- А зачем тогда окошко, ведь и головы может не быть?</p>
<p>
- Слушай, Олег, отстань!</p>
<p>
В машине вновь воцаряется молчание, но теперь оно еще мрачней и страшней. Когда мы ехали в аэропорт, мы надеялись на встречу живого человека, а не погибшего. От такого соседства всем жутковато и сон как рукой сняло. Военный водитель теперь едет не спеша, объезжая ямы и кочки, но тем не менее гроб изредка подскакивает и сдвигается то к левому борту, то к правому. Курсанты тихонько и уважительно отодвигают его на середину, никто не хочет близко сидеть с таким грузом. Однако уже через полчаса кое-кто достает из карманов шинелей пачки сигарет и мирный, живой теперь такой спокойный дымок заполняет пространство под тентом. Мы привыкли к печальному соседству, оно уже не так сильно пугает. Так и на войне человек быстро привыкает к смерти, ликующей вокруг него. Он свыкается и адаптируется.</p>
<p>
ЗИЛок въезжает в город и здесь по хорошему асфальту водила прибавляет скорость. Он едет уверенно, словно знает адрес наизусть. Он не останавливается на светофорах и порой еде на красный свет. Правда большинство электрических регулировщиков только и делают, что моргают желтым глазом. Ночь еще не закончилась. Автомобилей в городе нет совсем. Время половина пятого. Скоро город проснется. Мимо пробегают пятиэтажки, Нижний рынок, мы поворачиваем и следуем вдоль частного сектора. Наконец машина останавливается возле синих железных ворот. Потом она немного сдает назад, и мы уже видим другой дом и другой забор, покосившийся и давно не крашенный. Хлопает дверца кабины. Слышны шаги, по частоте их звонких ударов об асфальт я понимаю, что идет не один человек, у обоих металлические набойки на обуви, они оба в сапогах. Стук в ворота. Тишина. Гробовая тишина. Потом скрип, калитка в воротах открывается. Тихое бормотание и громкий вскрик женщины. И уже после него рев, крики, взывание к господу и отчаянные рыдания…</p>
<p>
Загорается свет в окнах соседних домов, хлопают калитки и ворота. Соседи с шумом выходят на улицу, переспрашивая друг друга, не понимая в чем дело и, наконец, поняв, что произошло, толпой следуют к плачущей женщине. Я не слышу их слов, но и без них понятно, что люди пытаются успокоить несчастную мать. Ночь на этой улице закончилась. Мы пока сидим в машине и в подавленном состоянии ждем команды выгружать гроб. Никто из нас не курит. Нервы у всех напряжены. Не очень-то завидная у нас роль. Проходит еще минут двадцать, и мы слышим голос нашего подполковника. Он подходит сзади к кузову и заглядывает к нам под тент.</p>