<p>
Но самым почитаемым все же был день зачатия. То ли потому, что именно зимой посреди скуки и обыденности сильнее хотелось выпуститься во взрослую жизнь, то ли потому что только он имел хоть какой-то ритуал и требовал его соблюдения, не знаю, но его мы все ждали с особым чувством.</p>
<p>
Двадцатого февраля с утра ничего особенного не происходило, если не считать того, что все тщательно выбривались, подшивали не просто свежие, а исключительно новые подворотнички, начищали сапоги и медные бляхи на ремнях до яркого блеска. В общежитии с утра чувствовалось некое напряжение, торжественность и возбуждение. Мы представляли себе свидание с любимой женщиной, которая и принесет нового офицера в своем подоле. Осмотр личного состава, вот уже почти два года не производящийся вопреки требованиям устава в этот день проводился с особой тщательностью. Сам Строгин ходил между шеренгами и осматривал внешний вид четверокурсников своего взвода. Мы же покорно, словно какие-нибудь новобранцы подыгрывали ему. Конечно это была игра, правила которой соблюдались беспрекословно всеми. Даже дежурный офицер, бывший курсант исполнял положенную ему роль.</p>
<p>
Потом был неизменный завтрак и развод на занятия. На плацу комбат делал вид, что ничего особенного не происходит, но фраза, выкрикнутая им между обычными наставлениями, говорила о том, что все офицеры знали об этом дне и с опаской ожидали его наступления, а вернее даже вечера и ночи.</p>
<p>
- Предупреждаю четвертый курс, ибио ма, никаких празднований со спиртным! Офицеры буду контролировать вас! Тех, кто попадется ибио ма, отчислим! Это требование начальника училища!</p>
<p>
Конечно они были не в состоянии отменить этот день, поэтому угрозы и предупреждения сыпались со всех сторон. Не знаю, как другие, но мы, пойманные на третьем курсе за пьянку, даже и не собирались отмечать день зачатия спиртным, а вот все остальные атрибуты праздника нами соблюдались неукоснительно.</p>
<p>
Двадцатое число выпало на будний день и даже не на среду, когда у нас было увольнение по причине банного дня, поэтому в этот день выхода в город у нас не планировалось, конечно кроме женатиков, уходивших в увольнение каждый день.</p>
<p>
Занятия проходили в штатном режиме. Наведения через АСУ в учебном центре наводили на всех скуку. После реальных выполнений упражнений с настоящими летчиками, имитация всего и всех казалось детским лепетом. Правда, развлекались мы на таких занятиях, как могли дурачились. Курсант подыгрывающий и исполнявший роль цели – противника, говорил на ломаном английском языке или ломал русский. А тот, кто озвучивал нашего перехватчика дурачился по-своему.</p>
<p>
- Земля, я полсотни пятый, - кричал он в микрофон, - цель вижу, враг пытается уйти, но не уйдет! Стой проклятый басурманин!</p>
<p>
- Ноу! Ноу, ай эм гуд! Нихт шизн! – кричал в трубку непрошенный гость.</p>
<p>
- Врешь! Не уйдешь! Разрешите сбить цель?</p>
<p>
- Разрешаю, цель по курсу выше две! – командовал штурман.</p>
<p>
- Ракеты ушли мимо! Разрешите применить таран?!</p>
<p>
- Вперед!</p>
<p>
И все было в таком духе, если преподавателя рядом не было. После обеда мы отсидели на «сампо», после которой потянулись в общагу. Там все разбрелись по своим комнатам, а вскоре этаж превратился в обыкновенный повседневный улей. Туда-сюда по коридору сновали полураздетые курсанты, дверь умывальника хлопала, возможно, чуть чаще обычного, да запах табака стоял чуть сильнее, чем раньше. Ничто не изменилось в тот день. Время тянулось, правда, казалось, что еще дольше вчерашнего.</p>
<p>
Мы сидели в комнате и гоняли чай, заваренный, как всегда в трехлитровой банке. К чаю у нас ничего не случилось и кроме кускового сахара жизнь подсластить было нечем. Стас пил и одновременно читал, Вадька уделил все свое внимание только чаепитию. Бобер только и успевал сделать пару глотков, а потом выскакивал из комнаты, оставляя нас на пару минут без своего присутствия. Разговор наш струился вяло и лениво. Темы быстро заканчивались, а на новые не хватало ни сил, ни желания. Все больше мы молчали, и только негромкие звуки, втягиваемого во внутрь, горячего чая нарушали тишину комнаты.</p>
<p>
В очередной раз дверь открылась, но на пороге появился не Бобер, а наш сосед по комнате Пашкин.</p>
<p>
- Друзья мои не угостите ли чаем? – спросил он вежливо, но голосом, не ожидающим отказа.</p>
<p>
- Конечно, садись. Вот только свободных стаканов нет, - пригласил его Стас.</p>
<p>
- А я со своим, - он поднял вверх свой стакан в подстаканнике.</p>
<p>
- Тогда нет проблем! – отозвался Вадька.</p>
<p>
Пашкин сел на свободное место Бобра и протянул Вадьке свой стакан. Наш домовитый друг, обжигаясь о края банки, налил ему темной пахучей жидкости.</p>
<p>
- Вот сахар, - он пододвинул гостю банку с кусковым сахаром, позаимствованным в столовой.</p>
<p>
Пашкин развалился на стуле и прихлебнул из своего стакана.</p>
<p>
- А что, Пашкин, ты один сегодня в комнате?</p>
<p>
- Да, у нас же все кроме меня женатики…</p>
<p>
- Не скучно?</p>
<p>
- Нормально. Хоть никто не будет мешать.</p>