<p>
Мы знали, что наш сосед всерьез взялся за изучение английского языка и много поднаторел на этом. Вообще, Пашкин был удивительным кадром. На первом курсе его чуть было не отчислили за неуспеваемость. Он исправился. На втором курсе его чуть-чуть не подвела воинская дисциплина. По природе или по привычке с гражданки, он был довольно грубоват и переносил свою грубость на товарищей. Его считали хулиганом, который долго не продержится в училище, но он опять всех обманул и стал мягче и терпимее. На третьем курсе у него возникли серьезные проблемы с изучением английского языка, и наш преподаватель засомневался в его способностях освоить этот предмет. Но Пашкин вновь всех обвел вокруг пальца. Он самостоятельно стал штудировать книжки и уже на четвертом курсе ему не было равных в знании английского языка.</p>
<p>
- А что, Пашкин, представляешь, осталось всего девять месяцев до выпуска!</p>
<p>
- Да уж! С трудом вериться!</p>
<p>
- А помнишь «абитуру»?! – вспомнил Стас. – Ведь как вчера было! Помню, как мы сидели под деревом перед экзаменами и костерили «кадетов». Дааа… все же потерянное у них детство! Правда, Пашкин, не то что у нас…</p>
<p>
- Ага…</p>
<p>
- А я помню, Андрюху, того, что не поступил… хороший был парень, смешной… ну, тот, что носил куртку «на мехе дикой пчелы»… - вспоминаю я.</p>
<p>
- Ага… - наш гость тоже мечтательно смотрит в окно. – А я ведь не хотел поступать…</p>
<p>
- А почему поступал?</p>
<p>
- Так отец мучился со мной. Я ведь и на учете в милиции состоял и приводы были, в общем не пай мальчиком рос. Вот батя и решил, что если не упрячет меня в училище, то закончу жизнь где-нибудь на зоне.</p>
<p>
- То есть ты шел в училище не по своей воле?</p>
<p>
- Ес! Мало того, я старался проваливать экзамены…</p>
<p>
- Это как? – удивился Вадька. – Ведь ты же все их сдал на хорошо и отлично?!</p>
<p>
- Ха-ха-ха! – Пашкин рассмеялся. – Знаешь, как я сдавал математику? Нет? Я совершенно не готовился. Приходим утром, как всегда на Грушевый. Смотрю все волнуются, что-то повторяют, что-то у кого-то спрашивают, а мне все по барабану. Заводят нас в класс, рассаживают и дают варианты задания. Я что-то пишу, большей частью от балды. Сдаю раньше всех и иду с чувством полной уверенности, что провалил экзамен. Все выходят красные, взволнованные, о чем-то спорят, переспрашивают у кого какой вариант. Корче такая обстановка, что с ума можно сойти, а мне все нипочем. Потом объявляют результат. Пашкин – два балла! Я вне себя от счастья еду домой. Приезжаю. Дома никого, я встречаюсь с дружками. Рассказываю им о том, что не поступил, мы договариваемся на следующий неделе рвануть куда-нибудь на моря. Вечером приходит отец с работы. Я ему: «Батя, не поступил, у меня двойка по алгебре!» А он смотрит на меня так внимательно и строго и говорит: «Дурак! У тебя четверка! Завтра опять едешь на Грушевый! Готовься к сочинению!». Вот так я поступал в училище. А сейчас думаю, - а ведь и правда был дураком! Ведь мог же залететь по-крупному и тогда даже батя не отмазал бы!</p>
<p>
Мы смеемся над рассказом нашего товарища. Ведь этой истории мы раньше не слышали. Со временем известным становится многое. Чай допит. Вадька убирает все со стола и несет банку в умывальник. Мы берем каждый свой стакан и идем туда же мыть стаканы, а заодно и покурить.</p>
<p>
В туалете уже курит Тупик. Он в «парадке», но отчего-то не в увольнении.</p>
<p>
- Что случилось, Олежка? – с подколом спрашивает Пашкин, прикуривая от его сигареты. – Выгнали из дома?</p>
<p>
- Да ну ее! Слушай, Пашкин, можно у тебя переночевать? У тебя же все ушли в увольнение! – канюча просит Тупик.</p>
<p>
- Ну, не знаю… А что скажет Соломатин когда утром вернется?</p>
<p>
- Я с ним сам все решу!</p>
<p>
- Ну коли решишь с ним, то ложись… - сдается Пашкин, ему, впрочем, совершенно безразлично, будет ли Тупик спать в его комнате или нет. После трех лет в казарме мы даже чувствуем себя неуютно, когда спим одни в помещении.</p>
<p>
- Готовимся к отбою! – это в туалет заходит старшина и словно сторож в старинном Багдаде заученным и безразличным тоном извещает жителей «в Багдаде все спокойно».</p>
<p>
- Сейчас докурим, - отвечает Пашкин, а старшина закуривает свою сигарету и становится рядом.</p>
<p>
- Кто сегодня на отбое?</p>
<p>
- Сам, - старшина имеет ввиду Чуева и поясняет – Приказ комбата, чтоб не было эксцессов.</p>
<p>
Мы со Стасом докуриваем и уходим, оставляя Тупика, Пашкина и старшину в туалете заниматься делом не по прямому назначению помещения.</p>
<p>
В комнате полумрак, горит только настольная лампа. Вадька уже лежит в кровати, закинув руки за голову. Бобра пока нет. Я расправляю свою постель и, скидывая с себя одежду, бросаюсь под сильный скрип пружин на кровать. Стас проделывает тоже самое.</p>
<p>
Через несколько минут прибежал Бобер, он кидается в кровать, так как на нем ничего кроме белого верхнего белья нет. Он в «гражданских» трусах и тапочках.</p>
<p>
- Ротаааатбой! – слышится зычный глас старшины.</p>
<p>
В коридоре шум разбегающихся по своим комнатам курсантов, тех, что застала команда за другими делами.</p>
<p>
- Команда была отбой! Почему еще не в кроватях? – это уже Чуев зашел в умывальник. Чистюли спешат по своим комнатам.</p>
<p>
Через пять минут все стихает и начинается представление, которое случатся вот уже много лет на каждом четвертом курсе. Каждый из нас, лежа в кровати начинает подпрыгивать на ней, словно совершая фрикции, как во время полового акта. Затем мы начинаем громко на все лады стонать, изображая оргазм женщины. На этаже стоит страшный шум. По коридору носится Чуев и, заглядывая в каждую комнату, он требует прекратить хулиганство. Думая, что таким образом сможет переломить нас.</p>