Призрак старика маячил впереди, указывая путь к саду Гесперид. Иногда призрак пропадал куда-то, и тогда Хрону приходилось плутать среди скал и сталактитов в попытке найти обратный путь. Но призрак всегда возвращался обратно. Хрон знал: желание попасть в Элизиум сильнее всего остального для этого обезумевшего уже от Гадеса духа.
— Ты и есть тот Хрон, который переносит души мертвых на Елисейские поля? — беспрестанно, с частотой одного раза в десять минут спрашивал дух, пока однажды Хрон не поджег его Градусом.
— Да, это я, — коротко отвечал Хрон.
— Но ради чего ты переносишь их туда? Разве не боишься ты гнева великого бога Аида?
— Я переношу их по той же причине, по которой собираюсь перенести тебя, — объяснял Хрон. — Духи помогают мне, а я помогаю им. А богов я не боюсь.
— Ты слишком беспечен, варвар, — качал седой головой призрак. — Чересчур беспечен даже для варвара. Кстати, меня зовут Тантал.
Хрон продолжал идти, четко чеканя шаг. Подошвы кроссовок поднимали маленькие облачка затхлой пыли.
— Тебе не интересно, как меня зовут?
— Совершенно, — ответил Хрон.
Если бы он спрашивал каждого встречного духа лишь о его имени, то на такие беседы мог бы потратить всю свою жизнь. Но имя Тантал было ему известно. Когда-то один из тех призраков, кому посчастливилось работать на Хрона, рассказывал об этом человеке. Хрона поразила жестокость, дикая жестокость, с какой Тантал решил испытать, всеведущи ли боги.
Тот дух рассказывал о городе Сипиле, что находился в стране с названием Лидия. В том городе и правил Тантал, считавшийся сыном самого Зевса и любимцем богов Олимпа. Правитель был сказочно богат, был богат и его прекрасный город, находящийся под эгидой Олимпа. Огромные прибыли приносили золотые рудники близлежащих гор и торговля с соседними городами. Боги ограждали Тантала и его народ от всяческих бедствий. Принадлежащие городу поля были самыми богатыми, с них снимался огромный урожай. Стада Тантала были самыми многочисленными, в них находились и коровы, и овцы, и козы и прочий домашний скот, какого не видывали случайные гости Сипила. В достатке, даже в излишке богатств прожил Тантал счастливую жизнь в мире с богами, которые считали его равным себе и часто навещали. По слухам, и Тантал наведывался на Олимп, где пировал с богами и даже участвовал в совете богов, на котором решалась судьба человечества.
Но в какой-то момент Тантал возгордился тем, что боги так тепло к нему относятся. Он стал считать себя равным самому Зевсу, главному богу Олимпа, громовержцу. Кроме гордости, воспылавшей в душе Тантала, появилась склонность к воровству: Тантал стал красть пищу богов — нектар и амброзию — с олимпийских пиров к себе во дворец. Таким способом Тантал хотел сделать себя бессмертным, ведь именно нектар и амброзия давали бессмертие богам. Да и тайные решения, принимавшиеся на совете богов, Тантал не держал в секрете и рассказывал смертным у себя во дворце.
Однажды во время пира на Олимпе Зевс обратился к Танталу: «Сын мой, я исполню любое твое желание, все, что ты пожелаешь, ведь любви моей к тебе нет предела!» Тантал же, очевидно, забывший о своей смертной природе, дерзко ответил отцу: «Я не нуждаюсь ни в чем, о всемогущий Зевс! Моя жизнь лучше любой другой жизни, в том числе лучше жизни любого из богов! Я доволен всем, мне ничего не надо!» Зевс хоть и нахмурился, оскорбленный высокомерием сына, но ничего не ответил на его дерзость. Ведь он слишком сильно его любил.
Однако потом произошло следующее. На острове Крит в Средиземном море существовала золотая собака, некогда охранявшая новорожденного Зевса и кормившую его священную козу Амалфею. Когда Зевс подрос и покинул Крит, он оставил золотую собаку охранять свое святилище. Правитель Эфеса, торгового города в Карии, того самого, где находится одно из семи чудес света — храм Артемиды Эфесской, — прознал о золотой собаке, приехал на Крит и похитил ее. Пандарей — так звали карийского правителя, долго размышлял, где же можно спрятать собаку так, чтобы никто, даже боги не прознали о ее местонахождении, и, в конце концов, решил привезти ее во дворец Тантала. Царь Сипила согласился укрыть у себя чудесное животное, но это не прошло мимо глаз и ушей всезнающего и всевидящего бога Гермеса. Предстал Гермес перед Танталом и пригрозил ему: «Пандарей дерзко похитил золотую собаку, охранявшую главное святилище Зевса на его родной земле! Я знаю, что Пандарей спрятал собаку в твоем дворце с твоего же позволения. Верни собаку, Тантал, иначе навлечешь на себя гнев громовержца!» Но Танталу было глубоко плевать и на Гермеса, и на Зевса, и на весь божественный Олимп. Ответил он богу: «Не пугай меня гневом отца моего, ибо нет у меня никакой золотой собаки!» Когда же Тантал поклялся на жертвенной крови, что и в самом деле не имеет представления, где находится страж главного святилища Зевса, громовержец, должно быть, свалился со своего небесного трона от возмущения и гнева.
Но это происшествие потом спустили на тормозах. Конечно, боги не забыли о преступлении Тантала, однако повременили с наказанием, ожидая, что тот добровольно сознается и вернет собаку. Терпению же олимпийцев пришел конец, когда Тантал совершил второе, более страшное преступление против богов.
Однажды собрались боги на пир во дворце царя Сипила. Тантал же задумал выяснить, насколько всеведущи они, бессмертные жители Олимпа, и приготовил им ужасную трапезу. Он собственноручно убил своего сына Пелопса, велел расчленить его тело и приготовить жаркое. Когда чудовищное блюдо было готово, Тантал подал его пирующим богам под видом прекраснейшего угощения.
Но боги оказались достаточно всеведущими. Никто из них не притронулся к мясу Пелопса. Говорят, олимпийцы впоследствии оживили бедного юношу, но в тот роковой для Тантала момент чаша терпения Зевса была переполнена. Убил он своего сына и низверг его поганую душу в Аид.
На сем и завершилась жизнь беззаботного, но возгордившегося царя Сипила.
Хрон помнил еще кое-что из того рассказа.
— Зевс придумал тебе наказание за то, что ты подсунул им мясо собственного сына, — обратился он к призраку. — Он поставил тебя по горло в чистую воду, но едва ты хочешь утолить терзающую тебя жажду и наклоняешься, вода отступает. Вокруг тебя растут прекрасные плоды, но когда ты протягиваешь руку, они исчезают. А над головой твоей висит огромная скала, в любой миг готовая рухнуть и раздавать твое тело.
Призрак удивился такой осведомленности Хрона.
— А ты неплохо знаешь историю моей судьбы.
Хрон продолжал молча идти следом за ведущим.
— Да, я получил наказание за то, что убил Пелопса. — Призрак погрустнел и вновь стал плотнее, менее прозрачным. — И маюсь в этом проклятом Аиде уже не первую тысячу лет. Потому-то мне просто необходимо доставить тебя до сада Гесперид. Ведь ты поклялся перенести дух мой в Элизиум!
— Я не клялся, — напомнил Хрон. — Я всего лишь обещал.
— Ладно-ладно, — сдался призрак. — Но твое обещание все равно что клятва! Помни это! Боги сурово карают тех, кто не держит клятв!
Помолчав, Хрон спросил:
— Почему же сейчас ты тут, а не по горло в воде?
— Аид позволил мне побродить по Гадесу. Он позволяет мне это каждые пятьсот лет.
Хрон подумал, что Аид — добрейшей души бог, да к тому же весьма смелый, раз идет против воли Зевса, отпуская мятежного духа передохнуть от несения наказания. А еще Хрон подумал, что и вправду слишком опрометчиво пообещал Танталу Элизиум. Ведь душу простого грешника, о котором богам ничего не известно, перенести на Елисейские поля несравненно проще и безопасней. Об исчезновении же Тантала станет непременно известно, и еще выяснится, кто именно помог ему бежать.
Хоть боги давно покинули Землю и Олимп, они не стали слабее. И кара их всегда настигает ослушников.