Стив еще минут десять корчился на полу, пока проклятый алкоголь полностью не покинул организм. После этого лаборант свернулся калачиком в углу комнатушки, обнял рукой холодный унитаз и долго лежал, всхлипывая и подрагивая худыми плечами. Желудок раздирала резкая боль, сильно хотелось выплюнуть свербящие внутренности наружу. Еще мучала жажда. Сухость во рту сводила с ума, перед глазами мелькали черные круги. Он попробовал встать, но даже незначительное движение мучительно отдавалось в нижнем подреберье, и Стив снова опускался на пол, рыдая и плача. Еще через полчаса он сделал над собой усилие, опустил правую ладонь в унитаз, а другой рукой нащупал кнопку слива воды. Ему удалось зачерпнуть немного холодной жидкости. Стив поднес воду к губам, слизнул, закашлялся, и сразу стало легче. Решил повторить целебную процедуру… Но, вот беда, количество отпускаемой воды лимитировано, и унитаз ответил лишь утробным звуком пустых безжалостных труб.
Стив рассказал врачам все, почти все. Сам Карачун допрашивал нерадивого подчиненного. Лаборант поведал про то, что Владимир насильно его споил и заставил совокупляться с развратной женщиной Светланой. Именно так! Стив решил обезопасить свою подругу Джину Смит, и не упомянул ее даже мельком. Исходя из этого рассказа, они пили втроем тридцатиградусную текилу, а потом коварный Ковров устроил безобразную групповую оргию и совратил юного лаборанта…
Проклятый пришелец, это из-за него Стив сейчас страдает! Владимира самого надо бы отправить на гипнотранс, вот для кого это будет настоящей пыткой! Стив как-нибудь переживет вынужденный отказ от алкоголя, лишь бы с Джиной было все хорошо. Да, ему пришлось оговорить Колыванову, но, какая ей, в сущности, разница, ведь журналистка все равно задержана за преступление. «Преступлением меньше, преступлением больше», как говорила Джина, для государственной карательной машины неважно. Что ему эта Светлана? Стив видел ее в первый и, может быть, в последний раз в жизни. Он всегда ненавидел членов Генофонда! Только потому, что у них лучшая наследственность и здоровье, эти люди могут есть совершенно другие продукты, летать на воздушном такси, получая за свои жидкости больше кредитов, чем обычные граждане. Вопиющая несправедливость! И что будет Светлане за незаконные половые отношения? Да ничего! Стив уверен, что Владимир тоже не упустил своего шанса, так какая разница, со сколькими мужчинами была она близка, с двумя или с одним? А что произошло в Оазисе? Ну, мужчины опять выпили, один из них расстрелял санитаров, а Светлана виновата лишь в том, что находилась рядом? Нет, ничего ей не сделает государственная машина, девчонку могут привлечь только за половые связи. За то, что она не бережет свои драгоценные яйцеклетки! Остальное –– мелочи! То, что положено льву, не прощается суслику! Так, вроде, говорится в старой пословице.
Тем не менее, несмотря на чистосердечное признание и раскаяние, врачи решили, что такой ненадежный человек, как Стив Хаген, не может больше работать на Станции наблюдения. И, вообще, на Периметре… Стив очень удивился, когда проснулся в грязной, абсолютно антисанитарной комнате. Маленькая серая мышка, противно пища, выбежала из-под облезлой шконки, на которой лежал бывший лаборант. А в ногах его ждал комплект ярко-красной одежды и грубые черные башмаки.
–– На работу! Всем выходить на работу! –– зазвучало в невидимых динамиках, и лампочка на потолке загорелась красным тревожным светом.
Дверь открылась, на пороге стоял уже другой, долговязый врач. Странно, но одежда у него не белая, а кремовая, даже с некоторой желтизной. На голове белела каска с красным крестом в степени крест, такой же белый знак начертан и на красной нарукавной повязке.
–– На работу! –– взревел долговязый. –– Хватит разлеживаться! Немедленно встать и одеться!
–– Э-э-э… А что за работа? –– осторожно спросил Стив.
–– Здесь не выбирают! –– рявкнул врач и снял с пояса полосатую электрошоковую дубинку. Болезненный электрический разряд безжалостно пронзил тело. –– Я покажу тебе, как надо Родину любить! Живее, сопляк очкастый!
Стив немедленно встал и начал одеваться. Костюм показался наощупь жестким, и он сразу почувствовал, что в нем неприятно и неудобно. Хрупкое тело привыкло к мягкой синтетической ткани, а это какая-то грубая рабочая роба. Ботинки тесные и чересчур тяжелые, Хаген едва передвигал ноги, ступая в них.
И вот он, как и другие обреченные в красных одеждах, вышел в широкий коридор, огороженный со всех сторон решетками, решетчатые металлические плиты покрывали даже потолок и пол. Люди гулко стучали тяжелой обувью по металлу и, опустив руки, понуро передвигались вперед. Врачи и санитары стояли на каждом перекрестке, выглядывая из соседних коридоров. Они жестами и криками подгоняли отстающих. Самые медлительные получали тычки электрическими дубинками.