–– Стив Хаген, не бойся. Больше тебя никто не тронет. Меня зовут Кацуро. С этого дня ты под моей защитой, но если будешь доносить о своих товарищах Шульцу или другим врачам, то станешь изгоем и среди отбросов. Понятно? –– медленно произнес узкоглазый. Слова он выговаривал медленно, с расстановкой. Так, что каждое слово впечатывалось в голову, словно непреклонная истина.
–– Понял...
Через десять минут обед закончился, и всех снова погнали на работу. Опять заключенные перебирали хлам и складывали железо на конвейерную ленту. Стиву показалось, что количество предметов в ящиках за время приема пищи не уменьшилось. Наверняка в них навалили нового мусора, пока рабочие обедали. Через шесть часов раздался гонг на ужин, а потом всех повели в общую большую камеру.
Перед входом в камеру рабочие проходили через специальную рамку, где их просвечивали на наличие запрещенных предметов. Стив заметил, что однажды сканер противно запищал, и проштрафившегося бесцеремонно оттащили в сторону. Лаборант помнил этого парня, он работал напротив, с другой стороны конвейера. Стива еще заинтересовала татуировка в виде двух розочек на обнаженном плече.
Врач быстро нашел у заключенного ржавый кривой гвоздь, затем замкнул контакты нейроинтерфейса, чтобы посмотреть информацию о субъекте. Во время процедуры санитары, стоящие рядом, не сводили глаз с других рабочих, терпеливо ждущих своей очереди.
–– Третий раз! –– констатировал страж порядка. –– На кухню!
–– Нет! Прошу вас! –– умоляюще запричитал виновный, но строгий врач остался неумолим. Доктор дважды ткнул электродубинкой в подмышки заключенному, тело обмякло, и санитары быстро его унесли.
Стив сильно удивился. Что страшного может быть на кухне? Однако, стоит не проявлять излишнюю любознательность. Лучше потом, в спокойной обстановке, спросить кого-нибудь про эту кухню. Предыдущие дни научили быть осторожным и предусмотрительным.
В общей камере стояли суровые алюминиевые шконки. Причем, двухъярусные. Обстановка камеры небогата. У каждого рабочего, кроме постели, лишь небольшой шкафчик для одежды. Вот и вся мебель. Окон в тюрьме не предусмотрено, сверху неярко светили маленькие лампочки. Хаген огляделся, вздохнул и задумался. Не зная местных порядков, спешить не следует.
–– Новенький? –– окликнул дружелюбный японец и показал открытой ладонью. –– Вон та верхняя полка свободна, занимай! ––
Стив повеселел и последовал совету Кацуро. Снял надоевшие тяжеленые ботинки, рабочую куртку, очки, забрался наверх и вытянулся в одних красных штанах на грубой холодной шконке.
Ноги гудели, отяжелевшие от непривычной физической работы, а мышцы рук чувствительно ныли. Клонило в сон, и бог Морфей пришел сразу, несмотря на то, что все тело лаборанта сильно мерзло.
Правда, долго поспать не пришлось, где-то через час бывший лаборант проснулся. Какой-то приятный слуху звук, похожий на кошачье мурлыканье, разбудил его. Хаген надел очки и поискал возможный источник звука. Остальные рабочие давно спали, и свет в помещении оставался едва видимым.
Взору Стива предстала удивительная, немного фантастическая картина. На нижней полке сидел невозмутимый Кацуро, согнув ноги в коленях и скрестив их. В одной руке японец держал нить с бусинками и медленно их перебирал, что-то распевно нашептывая. А на его левом бедре покоился знакомый плешивый кот и благостно мурлыкал. Глаза у существа полуоткрыты, а усы смешно растопырились в разные стороны, и Хагену показалось, что они даже немного двигаются туда-сюда. Взгляд кота казался человеческим, излучающим ум, мудрость и доброту.
–– Ом мани пэме хунг[1], ом мани пэме хунг… –– произнес Кацуро чуть громче, поэтому Хаген услышал последние, непонятные ему слова. После этого японец открыл глаза и увидел, что лаборант, в отличие от всех остальных, бодрствует. Но Кацуро, кажется, не обращал на него внимания. Сидел с открытыми глазами и молчал.
–– Я знаю этого кота, –– выдавил из себя Стив, чтобы хоть как-то прервать затянувшуюся паузу.
–– Видел раньше? –– спокойно произнес японец. –– Неслучайно нам посылают иных существ любящие будды и бодхисаттвы[2].
–– Чудно вы говорите, и ритуалы у вас странные. Что они вам дают?
–– Покой и гармонию, силу и мудрость, ибо избавление от страданий всякого живого существа есть цель, человека достойная, –– медленно ответил Кацуро.