Владимир заприметил покосившуюся автобусную остановку. Стекло не сохранилось, но металлическая скамейка ждала будущих пассажиров. Ковров проверил ее на прочность и услужливо предложил лаборантке присесть. Джина согласилась. Затем Ковров достал из-за пазухи пластиковую бутылку с местным пивным напитком и два стаканчика.
–– Будешь? –– спросил Владимир, отвинчивая пробку.
–– Что это?
–– Местное пиво, слабже, чем ваше сухое вино.
–– Алкоголь?
–– Да, но отлично утоляет жажду.
Джина ненадолго задумалась, а потом ответила:
–– Из твоих рук –– все что угодно. Я доверяю тебе.
Владимир открыл бутылку и разлил напиток по стаканам.
–– Где мы, Володя? –– поинтересовалась Джина, едва пригубив.
–– У друзей. А как ты здесь оказалась?
Отпив половину, Джина поделилась своими приключениями. Владимир слушал и с каждым новым словом понимал, что все, что ему рассказывали Ярославцев и Айфон, является грустной правдой. Действительно, врачи построили в Сакс-Сити настоящее тоталитарное общество. А случай с нападением санитара в бане –– это, вообще, что-то, выходящее из всяких разумных рамок. Получается, что у искусственного человека больше прав, чем у рожденного женщиной!
А бедняга Стив все-таки попал на гипнотранс, едва вкусив прелести взрослой жизни. Жаль, хороший парень.
Владимир почувствовал, что Джина стала относиться к нему по-другому. Рассказала такие сокровенные вещи, которые другие девушки долго таят в себе, потом она внимательно слушала Коврова, ни разу не перебив. А еще немного позже твердо и уверенно выдала:
–– Володя, мы должны вступить в ряды Антисанитарии. Мы не можем и дальше так жить! Нам нужно бороться за лучшее существование! Люди заслуживают иной, полноценной жизни!
Смит так уверенно сказала «мы», словно считала Коврова очень близким для себя человеком. Владимир задумался, немного помолчал и ответил:
–– Да, Джина. Я помогу повстанцам, чем смогу. Хотя, это не моя Родина и не мой народ. Люди становятся равнодушными, теряют главное, что делает их людьми –– любовь. Вы, молодое поколение, еще можете изменить мир. Я виноват в том, что Стив понес наказание. Нужно помочь ему. Я верю, что ты сможешь быть с ним счастлива!
–– Причем тут Стив? –– вспылила Джина, –– Судьба этого заумного слизняка меня совсем не интересует.
–– Ты совсем не любишь Хагена? У тебя не осталось ни капли жалости, доброты, дружеского сочувствия? Так вы относитесь ко всем людям, которые вас окружают! –– грустно констатировал Ковров.
–– Неправда! Я знаю, что такое настоящая любовь! А Стив меня использовал, словно дешевую резиновую куклу. Напился как свинья и надругался над слабой девушкой. Он даже не помнит про нашу ночь любви! –– завелась Джина, но сумела взять себя в руки. –– Володя! Я сделаю все, что ты скажешь, –– она, снизив тон, продолжила. –– Скажешь, что надо спасать Стива Хагена, –– спасем. Попросишь убить Главврача –– я оторву ему голову!
Владимир увидел, что губы у Джины мелко дрожат, слезы текут по красивому лицу, и ему ничего не оставалось, как обнять бедняжку и крепко прижать к груди.
Прошла неделя. Владимир понемногу освоился в старом городе, привык к образу жизни и быту повстанцев. Во многом ему помог бывший морпех и друг, Ярославцев. Сергей Михалыч считался если не главарем Антисанитарии, то уж точно, одним из влиятельных людей. По крайней мере, военную организацию поселения и строгие порядки ввел именно он.
Михалыч взял на вооружение все плюсы социалистического строя, ибо являлся человеком «старой закалки». И все завертелось, закрутилось так, как нужно. В Байраме люди трудились не только сами на себя, но и на общее благо, отдавая часть заработанного в штаб сопротивления. Налоги составляли всего одну десятую от прибыли и не казались кабальными. Да, и собирали их чаще натуральной «жидкой» валютой, а та уже обменивалась в Сакс-Сити на полноценные электронные кредиты.
В поселении никого насильно не держали. Люди свободно мигрировали из нового города в старый, хотя, в основном, в Байраме жили уже «ненужные» врачам граждане. Это пожилые, больные или неполноценные. Уж лучше жить тут, чем гнить в тюрьме или попасть на Фабрику переработки.