Вслед за ними к холмам потянулись повозки с имуществом, что очень обрадовало Пифона. Значит, Птоломей действительно оставил Полисперхона в качестве прикрытия на случай внезапного удара в спину. Что же, старый воитель поступил бы точно также. Оставил бы заслон, продержал бы его два дня, а затем приказал бы отойти и ему. Идеальный вариант.
От этих мыслей хитрая ухмылка тронула губы Пифона: — Бегите, бегите, — снисходительно молвил стратег. — Если все будет, так как я думаю, то стратег Птоломей горько пожалеет о своем отказе уплатить двести талантов отказе.
Высланные из города лазутчики, вечером принесли старому воину хорошие вести. Македонская фаланга действительно покинула окрестности Коринфа вместе с катафрактами. Разделение вражеских сил произошло и, следовательно, на следующий день можно выступать. Птоломей и Кратер не смогут прийти на помощь, оставленному на заклание старику Полисперхону.
Солнце уже взошло на небосвод и начало свое привычное по нему движение, когда Пифон приказал открывать ворота и напасть на оставшихся у стен Коринфа македонцев.
Коринфская фаланга была больше по своей численности гоплитов Полисперхона, как по длине, так и по ширине. И если её превосходство в длине македонцам удалось компенсировать, прикрыв фланги шеренги гипаспистов пельтеками, то глубине фаланги Пифона, они ничего не смогли противопоставить. Правда в их распоряжении имелась легкая кавалерия с луками, но этого было недостаточно, чтобы не позволить Пифону одержать победу.
С громкими воинственными криками греческая фаланга стала наползать на воинов Полисперхона. К тайному разочарованию коринфийца, македонцы не дрогнули, не стали отступать и не обратились в бегство. Выставив вперед щиты, они достойно встретили врага, ответив на их крики своим криком, не отступив ни на шаг.
— Что же будь, что будет — зло процедил Пифон и, обращаясь к идущим в бой гоплитам, громко закричал. — Задайте им хорошую трепку ребята, такую чтобы у них больше не было охоты проверять на себе остроту ваших копий и ваших мечей. Вперед! Проверьте, так ли крепки их головы и быстры их ноги!
С протяжным грохотом столкнулись две огромные линии и принялись беспощадно уничтожать друг друга. Гоплиты Полисперхона оказали яростное сопротивление врагу. Первые ряды коринфян были выбиты, но их было слишком много. Фаланга македонцев дрогнула и как того ожидал Пифон стала отходить.
Ободренные этим, воины Коринфа с громкими криками стали наседать на македонцев, которые изо всех сил пытались держать строй. Всем казалось, что совсем немного и враг будет полностью разбит и взревевшие за спинами македонцев боевые трубы, только убедили воинов Пифона в близости победы. Вот-вот сейчас мы прижмем их к отвесным склонам холмов, и все будет кончено.
Так считали коринфяне, так считал их стратег, но у Полисперхона и регента Птоломея было иное мнение. Покинув окрестности вместе с фалангой, ночью, катафракты совершили бросок и теперь находились в засаде, готовые по сигналу трубы выступить на помощь своим товарищам.
Как только боевые трубы Полисперхона трижды протрубили сигнал к атаке, из-за ближайших к месту боя холмов, запели им в ответ, и вслед за этим, македонские катафракты обрушились на врага.
Увлекшись преследованием противника, воины Пифона оказались в очень неудобном положении для отражения удара тяжелой кавалерии. Весь удар острия клина катафрактов пришелся точно во фланг фаланги коринфийцев, и он оказался для них роковым. При виде несущегося на него ощетинившегося копьями клина у многих воинов сдали нервы и они побежали.
Врубившись в их стройные ряды, катафракты принялись хладнокровно избивать испуганных людей. Двигаясь наискосок, катафракты стали уверенно разваливать фалангу противника на две части. Тяжелые копья без промаха поражали не успевших защититься гоплитов, а тех, кто избег этой участи, сбивали с ног, специально обученные этому кони.
В числе последних «счастливцев» оказался и сам стратег Пифон. Пытаясь личным примером остановить продвижение македонских кавалеристов, он храбро встал на пути катафрактов. Ему посчастливилось отбить удар копья напавшего на него всадника, рубануть мечом чью-то ногу, но удар тяжелого лошадиного крупа сбил его с ног. Шлем слетел с головы стратега Коринфа и удар копытом пролетевшего над ним коня, оказался смертельным.
Со смертью стратега войско Коринфа окончательно развалилось и обратилось в бегство. Бросая тяжелые щиты, копья и шлемы чтобы легче было бежать, гоплиты бросились к городским воротам, надеясь укрыться от врага за крепкими стенами Коринфа. Однако как не быстры были ноги греков, кони македонцев превосходили их в силе и резвости. Топча и убивая всех, кто оказывался у них на пути, катафракты Птоломея уверенно прокладывали себе дорогу среди бегущих воинов.
Бегство гоплитов с поля боя отразилось мощным криком скорби и отчаяния со стен крепости и возле ворот. Там собралось множество горожан, желающих поглядеть, как славный стратег Пифон разобьет небольшой отряд врага и приведет к стенам города пленных.
Все собравшиеся ожидали увидеть веселое зрелище в одно действие и неожиданно для себя столкнулись с таким отвратительным чудовищем как война. Потрясенные видом гибели своих родных и близких под мечами и копьями македонцев, зрители пришли в ужас.
Однако ещё больше их напугали катафракты, что стремительно и неотвратимо приближались к воротам города, потрясая своим забрызганными кровью копьями. При их виде, кто-то из зрителей истерически закричал, и вся толпа стоявших на стенах и в воротах горожан рванула прочь от страшных македонцев.
В один момент на стенах и в воротах Коринфа образовалась столпотворение и давка между стражниками и городскими жителями. Одни стражники никак не могли взойти на стены города, чтобы дать отпор приближавшемуся врагу. Другие не могли закрыть городские ворота, так силен был поток горожан спешивших укрыться за стенами города. Третьи попыталась выйти за ворота и ценой своей жизни остановить македонцев, но все их попытки были тщетны. Завязнув в людской толпе как мухи в паутине, они не смогли оказать врагу достойный отпор.
Опередив бегущих в город гоплитов, катафракты оказались раньше них у ворот города, в одно мгновение рассекли и растоптали людской затор в воротах и ворвались в Коринф.
Хорошо известно, что страх, взяв верх над человеком, всегда губит его, хотя у того имелись определенные шансы на спасение. Так было и с Коринфом. Едва только македонцы оказались по ту сторону городских стен, паника неудержимой волной захлестнула город. Никто не обратил внимания, что врагов не так уж и много. Что они, порядком устали совершая свой марш-бросок к стенам Коринфа и если сильно постараться, то страшных врагов можно выгнать из города.
Все это можно было сделать, но страх так сильно изуродовал души людей что, ни о каком сопротивлении они не могли и думать. В каждом из македонцев коринфяне видели сразу десять, в каждом их крике и возгласе был слышен погребальный хор. Эта духовная опустошенность людей позволило катафрактам сначала взять под контроль ворота города, затем очистить всю площадь перед воротами и только потом занять стены. Кое-где оставшиеся на своих постах стражники пытались оказать им сопротивление, но их усилия были напрасны. В этот день бессмертные боги отвернулись от Коринфа, отдав его на растерзание македонцам.
Катафракты смогли продержаться до прихода гоплитов Полисперхона. Когда же первая волна страха спала, и люди попытались защититься, было поздно. Проникнув в город, македонские воины подобно весенним ручейкам, они затопили все улицы Коринфа, уничтожая всех на своем пути.
Тиран Леандр вместе со своей наемной охраной попытался дать бой неприятелю на центральной площади Коринфа, но это только продлило агонию города. С гипаспистами Полисперхона они ещё бились на равных, но подошедшие к ним на помощь лучники и пельтеки, быстро склонили чашу победы в свою сторону.
Единственным утешением Леандру и его солдатам, могла служить мысль, что вместе с собой в подземное царство Аида, они прихватили не один десяток солдат врага. Однако подобные мысли совсем не радовали жителей города, оставшихся один на один с разъяренными победителями. Обозленные понесенными потерями, Птоломей не стал удерживать руки своих солдат, как это было в Афинах, предав город ростовщиков и торговцев безжалостному разграблению.