Португалов, видя впечатление, произведенное на Васю его вопросом, порешил для себя от употребления немецких слов воздержаться. — Вася, но книга, которую ты читаешь, написана на немецком языке.
Вася посмотрел в книгу. — И впрямь, буквы не русские. А ведь все понятно.
— Тебе-то понятно. — сказал Португалов и кинул ему увесистый томик. — Читай.
— Деяния достославного короля Пипина Короткого и его доблестного оруженосца Гийома Аквитанского — прочел Вася.
— Значит, и французский. — сказал Португалов. В течении следующих пятнадцати минут выяснилось, что Вася знает еще пятнадцать основных европейских языков, не считая латинского и греческого. Хотя говорить на них не может.
Наконец Португалову это надоело. — Ты ничего не чувствуешь?
Вася встрепенулся — Началось?
— Не хотелось бы ошибиться. — Португалов встал с лежанки и подойдя к стене, хотел отодвинуть картинку, прикрывавшую смотровое окошко. Но это ему не удалось. Картинка, на которой была нарисована сестрица Аленушка, сидящая на берегу пруда, словно присохла насмерть. Ее невозможно было сдвинуть с места. Вася подал молоток, Португалов коротко размахнулся и легонько ударил по рамке. Репродукция разбилась словно стеклянная, один из осколков чиркнул по лбу, но этого Португалов сгоряча не заметил. Теперь ничто не мешало заглянуть в окошко. Там на первый взгляд ничего не изменилось, все было пусто, лишь горела тусклая лампочка под потолком. Но что-то было настолько не так, что Португалов еще не сообразив, что именно тут изменилось, уже знал совершенно точно, что переезд на старое место отменяется. Все будет тут. Он отвернулся, перевести дыхание, и снова заглянул в окошко. Теперь все было ясно. Дальняя стена подвала была на месте, но это была не та стена. Та была кирпичной, а эта была сложена из бревен. Можно было разглядеть вбитые в нее крюки, покрытые рыжей ржавчиной. После этого, когда чья-то, обтянутая серой материей, спина заслонила окошко, Португалов уже не удивился. Он ощущал только острое любопытство, ожидая, когда обитатель неведомого мира повернется к нему лицом и его можно будет рассмотреть. Наконец незнакомец отошел к стене, и, сняв с плеча, повесил на крюк, нечто напоминающее конскую упряжь, связку толстых ремней, украшенных грубыми металлическими бляхами. Затем он повернулся и застыл, задумавшись. Он смотрел прямо в глаза Португалова спокойным, невидящим взглядом, явно не подозревая, что за ним наблюдают. Португалов порадовался своей предусмотрительности, заставившей его, как следует, замаскировать окошко. Лицо чужака казалось сероватым в тусклом свете. Это не был свет электрической лампочки, момент, когда она исчезла, Португалов пропустил. Похоже, что в бревенчатой стене было прорублено окно, через которое проходил дневной свет, но окна этого не было видно. Решив для себя вопрос с освещением, Португалов возобновил изучение чужака. Поймав себя на том, что он второй раз употребил это слово, Португалов согласился с тем, что так он отныне и будет называть застенных жителей, по крайней мере, до тех пор пока не появятся основания для иного названия. Так он поступал всегда, словно кто-то другой, спокойный и бесстрастный, стоял за его спиной, отмечая и комментируя все происходящее. Это очень помогало, особенно тогда, когда самому Португалову приходилось не сладко. Он знал, что чтобы не случилось, его альтер эго все тщательно зафиксирует и разложит по полкам. Итак, чужак был широколиц и одутловат, словно выкормлен отрубями, губы его, сжатые широкой верхней челюстью и, выдающимся вперед, подбородком, были выпячены. Ни бороды, ни усов он не носил. Маленькие, далеко отставленные друг от друга, глаза помещались под нависающим лбом, на который, из под примятого с боку колпака падали пряди темных волос. На чужаке была одежда, напоминающая татарский халат, достававшая до колен, и перетянутая в поясе ремешком. Во что он был обут, разглядеть не удалось, окошко было слишком маленьким.
— Янович, что там? — чуть не плача, суетился вокруг Португалова Вася Залепухин. Пришлось на него шикнуть. Вообще-то было сомнительно, что, сказанное на этой половине, могло быть услышано на той, но лишняя осторожность еще никому не помешала.
Португалов уступил место. Вася, толкнув его плечом, приник к окошку, охнул и замер. Португалов походил вокруг него и вспомнил о втором окошке.
Сельский пейзажик, с мельницей и сосной, точно так же разлетелся на мелкие осколки от легкого удара молотком. И видно отсюда было не многим больше. Та же бревенчатая стена и тот же, продолжавший стоять в задумчивости, человек. Но теперь он был виден в несколько другом ракурсе, отчасти в профиль. Он оказался вислонос, на поясе у него висел широкий нож в деревянных ножнах. Тут на сцене появился еще один персонаж. Второй чужак явно был рангом повыше. Одежда его была побогаче и почище, материал, из которого была пошита синяя просторная рубаха, своим блеском напоминал атлас. А на голове был не колпак, а медный шлем с закругленным навершием. Птичье лицо изрезанное морщинами, было решительно. Двигался он быстро и одновременно плавно, словно танцуя. Он что-то выговаривал первому чужаку, тот, не меняя туповатого выражения лица, кивал. Ничего теперь так не хотелось Португалову, как услышать, что они говорят.