Но, делать нечего. Валька сорвал с головы фуражку и, сжал ее в кулаке.
— Товарищ, красный Будапешт пал, но Москва еще стоит!
Венгр мазнул по Валькиному проникновенному лицу скорбным взглядом маслянистых карих глаз и побрел к своим.
Тут Валька увидел еще одно превращение. Каждый шаг будто вливал в венгра новые силы и к пиршественному столу он подошел уже прежней пружинистой походкой, расправив широкие плечи. Остановился и, потрясая газетой, яростно закричал на своем языке. Мадьяры, а за ними и местные, встали, кто-то снял шапку. Поток незнакомых слов лился, как горящая нефть из лопнувшей цистерны. Вальке казалось даже, что еще чуть, и он начнет их понимать. Попутно он размышлял, догадается ли венгр выхватить палаш из ножен. Это было бы уместно. Трофимов, тот бы точно выхватил. А начштадив Войцеховский мог бы еще и по столу рубануть, да и не раз. Но обошлось без этого. Только выпили стоя. Сабо почти бегом прошел вдоль стола, со звоном чокаясь, поданной ему, железной кружкой со своими бойцами. Выпил и вернулся к Вальке.
— Сочувствую, товарищ. — сказал Валька.
Венгр махнул рукой. — Ладно, сочтемся еще. Белых видел?
— Видел. — ответил Валька и рассказал о том, что видел.
— Здорово. — сказал венгр. — Значит, часа через два могут быть тут.
— Могут и раньше. Поднесут на опохмелку — не удержался Валька.
Венгр усмехнулся. — Пей да дело разумей. Да? Ты мою заставу на подходе видел? Не видел. А она тебя видела. А на колокольне пулемет.
На это Валька мог бы возразить, что против полка старого состава пулемет на колокольне не пляшет, но вместо этого спросил — А где это ты по-русски так навострился?
Венгр озадаченно посмотрел на него. — Понимаешь, я ведь русский язык не очень хорошо знал. А вот, как сюда попали, вдруг акцент пропал, и слова все помню, что обозначают. Я-то ладно. Но у нас были ребята, которые двух слов сказать не могли. Теперь от деревенских не отличить. Воздух, что ли, такой.
— Да ну, воздух как воздух.
— Пошли к столу — сказал венгр. — Обязательно надо выпить за жениха и невесту. Иначе счастья не будет.
— Пошли. — ответил Валька.
3
Из Пичугино команда конных разведчиков Железнопролетарского полка выезжала с песнями. Две версты до Щигрова пролетели незаметно. Остановились перед деревянным мостом у самого въезда в город. Под завистливые крики сторожевого охранения отвязали притороченного к седлу Коснюковича и бросили его в реку для протрезвления. Остальные были в порядке, но тоже полезли купаться. Валька с Малашенко остались сидеть на берегу.
Глядя на плещущегося, словно чайка, на мелководье Коснюковича, Валька с сомнением в голосе спросил — Иваныч, это его с двух стопок развезло?
— Вполне может быть. — ответил Малашенко, обдирая вокруг себя какие-то стебельки и складывая их в фуражку. — Много ли ему надо?
— Да нет. — вмешался, выходя из воды, рыжий боец. — Там двумя стопками не обошлось. Он земляка встретил, мадьяра.
— Эвона, Сашка. — удивился Малашенко. — Коснюкович из Венгрии?
— Из Рязани. Но тому уже все равно было, что Рязань, что Абиссиния.
— Соединились, значит, пролетарии. — резюмировал Валька, глядя на шлепающего по воде ладонями Коснюковича, который, как раз в этот момент, затянул пронзительным голосом песню на неизвестном наречии.
— В этой песне поется — задумчиво сказал Малашенко — о солдате, который уходит на войну. В Италию.
— Куда? — спросил Валька.
Малашенко посмотрел на него затуманенным взглядом. — В Италию, там растут апельсины и много красивых девушек. А невеста говорит солдату, что в Италии он полюбит другую.
— Ни хрена себе. — сказал рыжий Сашка. — Командир, может, заодно и хохла, тогось, в речку?
— Рискни, сопляк. — на мгновение вышел из транса Малашенко и продолжил. — А солдат отвечает, что не нужны ему ни апельсины, ни итальянские красавицы. А нужна ему только его невеста, прекрасная Этелька.
— Кто? — спросил Валька.
Но Малашенко уже замолчал, потому что Коснюкович кончил петь.
— Эй, там, — крикнул Валька — макните певца еще пару раз, на бис, да с головкой. — После чего холодно осведомился у Малашенко — Ну, и на каком же языке была спета эта чудесная песня?
— Ясно, на каком, — хмуро ответил тот — на мадьярском.
— Так ты еще и мадьярский язык знаешь?
Малашенко потупился — Выходит, что знаю. Наверно с германского фронта в голове осталося.
— Ага. На манер пули дум-дум. — сказал Валька — С самого Перемышля. Ну, а травку зачем рвал?