— Господин начальник штаба, не волнуйтесь так, — весело обратился к нему капитан 3-го ранга Альтрих, увидев хмурое лицо Топпарола. — В прошлом люди говорили: «вместо того, чтобы проиграть глупо, лучше проиграть красиво».
— Этого выражения я не слышал, зато слышал другое: «неумелый союзник хуже, чем способный враг».
— А я не слышал этого выражения… Кто так сказал?
— Вот идите и поищите, если вам делать нечего!
Отослав озадаченного Альтриха, Топпарол, уставившись на кусочки льда, которые таяли в его чашке с кофе, погрузился в размышления и почувствовал холодок, пробежавший по спине. В конце концов, он решил, что раз не может придумать объяснения происходящему, стоит подавить беспокойство до тех пор, пока не появится больше информации.
— Где командующий? — начальник штаба направился в сторону мостика, но на полпути столкнулся с Альтрихом.
— Командующий ещё не закончил трапезу! — бодро доложил тот. — У него на завтрак шесть тостов Мельба, густо намазанных ромовым джемом…
— Шесть тостов так рано утром?! У него что, четыре желудка, как у коровы?!
— Но командующий ест тосты Мельба…
— И что?!
— Ну, они очень тонкие…
— И что это меняет? — Топпарол был так зол, что чуть не начал кричать, но с трудом удержался. В конце концов, завтракать не было преступлением. Возможно потому, что будучи гипотоником сам Топпарол всегда съедал свой завтрак не больше, чем наполовину, аппетит Лин Пяо, который прямо с утра набрасывался на большое количество мяса и хлеба, казался ему животным. В любом случае, едва ли еда могла быть основанием для осуждения, поэтому «Нытик» Топпарол справился с эмоциями и не стал больше критиковать командующего.
— Ладно, забудьте. Раз он может есть с таким аппетитом, нашим войскам, вероятно, ничего не угрожает…
Поймав себя на том, что и вправду так думает, Топпарол почувствовал небольшое разочарование.
XIII
Для того, что чувствовали в тот момент адмиралы Империи, слово «разочарование» было слишком слабым определением.
Главнокомандующий Герберт отдал приказ, который вряд ли можно было рассматривать как несущий в себе какую-то стратегию:
— Нужно разделиться, найти и затем уничтожить врага!
Хотя индивидуальная тактика отдавалась на усмотрение командиров флотов, у них не было карт этой системы, но при этом они должны были торопиться. В том положении, в котором они оказались, им можно было лишь посочувствовать. Кроме того, обмен информацией и связь были крайне затруднены. Конечно, когда позиции противника неизвестны, необходимо защититься от возможного перехвата сигнала, но это, в свою очередь, означало невозможность определить своё собственное положение на основе относительного положения союзников. Ещё хуже было то, что без ненадёжного снабжения от основных сил, имперским флотам оставалось полагаться лишь на удачу, поскольку их боевая мощь со временем лишь уменьшалась в столь неблагоприятных условиях.
— В Битве при Дагоне мы сначала потерпели поражение в результате собственных ошибок, отчего почти впали в отчаяние, но в конце концов всё же победили. Потому что враг допустил ещё больше ошибок и впал в ещё большее отчаяние, чем мы, — скажет впоследствии Йозеф Топпарол об этой битве.
И говорил он так не из скромности. На самом деле, 18-го июля командование сил Союза ещё не получило достаточно разведданных для принятия каких бы то ни было решений, и потому находилось в тревожном состоянии. Тревога была вызвана действиями противника, ставящими в тупик даже бывалых полководцев. Никто не мог понять, вызвано ли внезапное наступление необычными на таком уровне глупостью и отсутствием всякого понимания стратегии или же враг оказался подготовлен лучше их самих? В штабе нашёлся даже один офицер, выдвинувший предположение, что наступление имперских войск в системе Дагон — лишь отвлекающий манёвр.
Но, конечно, проблемы командования Союза не шли ни в какое сравнение с проблемами имперских адмиралов, вынужденных выполнять этот абсурдный приказ. У них, по крайней мере, было преимущество своей территории.