Выбрать главу
, теперь стали такие: X.

Мать недолюбливала Герхарда, старшего, Мартин, годом младше, всегда был ей больше по нраву: изящнее, стройнее. А главное, у Мартина была изящная голова. Герхард же был большеголовый. Это неприязненное отношение отягощает мозг Герхарда. Нарисованные в виде человечков, он и Мартин были, безусловно, сравнимы, ведь человечки — это абстрактные значки, так же как крестики и черточки. Он отказывается принять теорию множеств, извлекать из нарисованного сравнимые элементы, потому что ему доподлинно известно, насколько неравным оказывается на практике все равное (или отличающееся по возрасту всего лишь на год). Он противится идеологическому давлению школы, абстрактному человеческому мышлению, которое, хотя его и не разделяет мать-крестьянка, стремится лишить Герхарда особенностей его восприятия.

При этом Герхард очень даже послушен. Когда ветеринар говорит ему: «Держи хвост крепче», — потому что ветеринар собирается заняться коровьей задницей, он хватает коровий хвост крепче крепкого и держит его — ветеринар уже давно все закончил, едет в своей машине в другую деревню, а Герхард все еще держит хвост с напряжением всех сил. Потому что его удостоили прямого взгляда. Ветеринар взглянул на него. Вот это Герхард понимает. Да и вообще он все понимает.

Когда времени в обрез

На улице Кайзерштрассе во Франкфурте-на-Майне учебные заведения по переподготовке кадров, нелегальные бордели, недорогие и быстрые закусочные, магазины экзотических товаров лепятся один к другому. Вклинившиеся между ними конторы, например авиакомпаний, спешащий к вокзалу пассажир едва замечает, потому что они предназначены лишь для того, кого специально интересуют. Один из больших городских банков еще в 1982 году разместил свое западноафриканское отделение напротив гостиницы «Франкфуртер Хоф». Руководитель этого отделения, Ингмар Б., ходил после работы на вокзал пешком. Поблизости от работы поставить машину было негде. Проще было добираться до загородного дома, расположенного недалеко от Кронберга, на поезде.

Некоторое время франкфуртская полиция не знала, как ей справиться с марсельскими сутенерами, контролировавшими ситуацию вокруг главного вокзала во Франкфурте. Эта преступная группировка набирала в деревнях бывшей Французской Гвинеи молодых женщин, которые за два года под руководством марсельских специалистов проходили своего рода обучение в квартирах на боковых улочках, выходящих на Кайзерштрассе, и успевали заработать, по меркам своей родины, настоящее состояние. Эти махинации были возможны только благодаря согласию деревенских старейшин, процедура, ставки и гарантии были отработаны. Предполагается, что женщины невредимыми будут переправлены обратно в Западную Африку. Речь идет о своего рода ius primae noctis для белого человека мегаполиса, при посредничестве белых людей, которые с концом колониальной эпохи создали «особые отношения господства»: ограниченное по времени, бережное по отношению к объекту рабство. Если бы кто-нибудь из участников преступного синдиката обладал привычкой размышлять или дискутировать, то сразу обнаружилась бы семейственная основа, сильная УКОРЕНЕННОСТЬ ВО ВЗАИМНОМ СОГЛАШЕНИИ, лежащие в основе лояльности внутри синдиката и законов надежности в деле торговли людьми с Западной Африкой. В то же время могущественные финансовые потоки, управляемые в том числе и в таком крупном центре, как Франкфурт, из-за письменных столов, структурируют жизненные ареалы Юга Франции или Западной Африки гораздо более жестоким образом. Они ведут себя безразлично. Подобно метеорологическим явлениям, они охватывают регионы и племена, не озаботившись перед этим переговорами с сельским старейшиной, выработкой гарантий или принятием обязательств по возвращению людей, подхваченных финансовыми потоками, а потом выброшенных.

Жертвой одной из экзотических проституток, пристроенной синдикатом на Мозельштрассе, стал заведующий отделом Ингмар Б., причем история оказалась с летальным исходом. Дело не ограничилось, как он предположил поначалу, сексуальными отношениями за соответствующее вознаграждение. Он познакомился с девушкой, которую звали то Гиллой, то Франсуазой (а дома, вероятно, у нее было совершенно иное имя; порой Б. считал ее дочерью вождя, «заколдованной принцессой», чью родословную, как он полагал, можно было проследить вглубь африканской истории до восьмого века), в заведении «Райхсштубен». Он заговорил с ней, посчитав было, что его интерес имеет чисто деловой характер. Поскольку он на работе отвечал за Западную Африку, ему, конечно, было интересно познакомиться с обитательницей тех краев и провести с ней за скромный до смешного (соразмеряя с его возможностями) гонорар прелестные часы отдыха после рабочего дня. Поскольку его фантазия сама собой разгулялась, что он заметил не сразу, он был в ударе; ему казалось, что кое-что от его энтузиазма могло бы передаться и партнерше по наслаждению. Она говорила по-французски.