И ясно показали юноши по свершении того деяния, что за люди (quejandos homens) находятся далее. Ибо, хотя и пребывали они столь далеко от своей земли, не ведая, каких людей и в каком числе встретят, не говоря уже о страхе перед дикими зверями, чья страшная тень должна была препятствовать им, учитывая их юный возраст (ибо каждому из них было приблизительно не более семнадцати лет от роду) — все же, отставив все сие (pero posposto todo isto), отбыли они с великою отвагой, проследовав вдоль той реки на семь лиг, где встретили девятнадцать человек, собравшихся все вместе толпою, не имевших никакого иного оружия для защиты или нападения, кроме азагай (azagaias)[177]. И как только увидели их те юноши, то с великим мужеством двинулись на них. Однако те неведомые люди, хотя и было их столько, не возымели храбрости сойтись с ними на равнине, но ради своей безопасности укрылись среди некоторых скал, где и сражались с юношами на протяжении доброго промежутка [времени]. И в продолжение их схватки был ранен один из тех юношей в ногу, каковая рана, хотя и была малою, не осталась неотомщенною, ибо они также ранили одного из противников. И таким образом продолжали они свою битву до тех пор, пока солнце не стало подавать приметы ночи, по каковой причине они вернулись на свой корабль. И я весьма уверен, что урон от битвы не был бы столь мал, коли враги пребывали бы на равнине.
«Две вещи заставляют меня задуматься здесь, — говорит тот, кто написал сию историю[178]. — Первая — что за измышление представилось воображению тех людей при виде подобной новизны, scilicet, двух таких отважных юношей, цветом [кожи] и чертами столь им чуждых; или что могли они думать о деле, туда их приведшем, и, к тому же, верхом на лошадях, с копьями и мечами, кои суть оружие, некоторыми из них ранее никогда не виданное! Поистине, думается мне, нерешительность их сердец, по каковой не схватились они с ними с большим мужеством, не была бы столь велика, если бы не страх перед новизною.
Вторая вещь — это отвага тех двух юношей, кои, находясь таким вот образом в чужой земле, столь далеко от поддержки своих товарищей, возымели все же смелость (e filharem ousio) одолеть подобное число [врагов], коих умение в искусстве сражаться было для них столь неопределенно.
Одного из сих юношей знал я впоследствии, когда был он уже знатным фидалгу, весьма доблестным в ратном деле. И звался он Эйтор Омен, какового в хронике королевства найдете вы испытанным в великих деяниях. Другого звали Диегу Лопиш Далмейда [Диогу Лопиш ди Алмейда], [и был он] фидалгу и добрый муж по своему нраву, согласно выясненному мною у некоторых из знавших его».
Таким образом, те [двое] продолжали свой путь к кораблю, как мы рассказали, к каковому прибыли незадолго до утра и немного там отдохнули.
И как только стало светать, Афонсу Гонсалвиш приказал приготовить свою лодку, в каковую поместился с некоторыми людьми. И, проследовав вдоль той реки, отправив юношей с лошадьми по земле, достиг он места, где мавры были предыдущим днем, с намерением сразиться с ними и захватить какого-нибудь. Однако труд его был напрасен, ибо ужас был столь велик, что [мавры], хотя и были оставлены юношами (pero fossem deixados dos mocos), не смогли избыть великий страх, с каковым и бежали, бросив там большую часть скудного своего имущества, коим Афонсу Гонсалвиш приказал нагрузить свою лодку в подтверждение своего труда. И, чувствуя, что следовать далее вперед было бесполезно, он вернулся на свой корабль.
И поскольку он увидел на одной отмели, что была при входе в реку, великое множество тюленей[179] (коих, по расчетам некоторых, было до пяти тысяч), то приказал [своим людям] убить тех, кого смогут, каковых [тюленей] кожами велел нагрузить свой корабль, ибо, по причине ли того, что были они легки для убиения, или же оттого, что уменье тех [людей] оказалось годно для такого деяния, произвели они среди тех тюленей великую бойню.
Однако, при всем том, Афонсу Гонсалвиш не был доволен, ибо не захватил ни одного из тех мавров; и проследовал он посему вперед еще пятьдесят лиг, дабы увидеть, сможет ли составить добычу из какого-нибудь мужа, или хотя бы жены или чада, посредством чего мог бы удовлетворить волю своего господина.
И так продолжал он путь свой до тех пор, пока не достиг одного мыса, где находился камень, издалека напоминавший галеру, по каковой причине с той поры и впредь называли ту гавань «гаванью Галеры»[180]. И там сошли они на землю, где нашли [рыболовные] сети, кои взяли на корабль. И здесь можете вы наблюсти нечто новое для нас, живущих в сей Испании, и сие есть то, что касается нити, из коей были сплетены те сети, каковая была из коры одного дерева, столь приспособленной для такого дела, что без иного дубления (cortimento) или примеси льна можно ее превосходно плести и делать из нее сети и всякие иные снасти (cordoalha)[181].
И отсюда вернулся Афонсу Гонсалвиш в Португалию, и так и не удалось ему получить подлинного знания о том, были ли те люди маврами, или же язычниками, какую жизнь вели и какого образа жизни придерживались.
И было сие в год Иисуса Христа тысяча четыреста тридцать шестой.
ГЛАВА XI.
О делах, что были свершены в последующие годы.
В последующие годы [1436-1441] мы не находим достославных дел, о коих следовало бы поведать. Верно то, что в те края были посланы два корабля, каждый в свою очередь; однако один возвратился по причине неблагоприятной погоды, другой же шел только до Золотой реки за шкурами и ворванью тех тюленей; каковой [корабль], взяв свой груз, возвратился в королевство[182].
И в тот год [1437-й] отправился благородный инфант дон Энрики в Танжер, по каковой причине он не посылал более кораблей в ту землю.
В год же тридцать восьмой, девяти дней сентября, в Томаре, ушел из мира сего весьма добродетельный король дон Эдуарти, по смерти коего воспоследовали в королевстве весьма великие раздоры, в коих присутствие инфанта столь было необходимо, что обо всех прочих делах он позабыл, дабы прийти на помощь и устранить опасности и заботы, в коих пребывало королевство[183]. И сие было оттого, что король дон Афонсу (каковой сию историю повелел написать) пребывал в возрасте шести лет, и подобало, чтобы как он сам, так и королевство его управлялись и руководились опекунами; при каковых владычестве последовали великие войны, в коих инфант дон Энрики потрудился достаточно во имя доброго спокойствия и мира, как [о том] более подробно найдете вы в хронике царствования сего короля дона Афонсу[184].
И, таким образом, в сии годы не ходили корабли по другую сторону того мыса, по причинам, о коих мы уже сказали.
Верно то, что в году сороковом снаряжены были две каравеллы с намерением отправиться в ту землю, однако вследствие того, что произошли противные [сему] события (aquecimentos), мы не рассказываем более об их путешествии.
ГЛАВА XII.
Как Антан Гонсалвиш доставил первых пленников.
Мне кажется уже, что я начинаю получать некоторое удовольствие, рассказывая сию историю, ибо я нашел некую вещь, что удовлетворяет желанию сего нашего принца; каковое желание тем более велико, чем ближе становятся теперь для его взора те вещи, коих ради он столь долго трудился. Посему сейчас, в сей настоящей главе, я желаю представить нечто новое о тяжком посевном времени (sementeira) его [трудов].
И было так, что в тот год четыреста сорок первый, когда дела королевства были уже приведены в некоторый порядок (хотя и не был он еще достаточен), приказал инфант снарядить малый корабль, в коем направил капитаном некоего Антана Гонсалвиша, своего гардероб-мейстера (guarda-roupa), человека весьма юного возраста; и цель путешествия сего [капитана], согласно велению его господина, заключалась ни в чем ином, как в том лишь, чтобы нагрузить сей корабль кожами (coirama) и ворванью тех тюленей, о коих мы уже говорили в иных главах, сим предшествующих. Однако нельзя сомневаться в том, что инфант не возложил на него той же ответственности, что на прочих; и так как возраст сего [человека] был менее зрел, а авторитет мал, то и поручение должно было быть менее ответственно, и, следовательно, гораздо менее уверенности (feuza) [было] и в надеждах на его исход.
177
«ЗАГАЙЯ (араб.). Особого рода метательное копье»
Ср. также
178
179
180
181
182
183
Инфант возвратился в Алгарви после экспедиции в Танжер (1437) и находился там в сентябре следующего года, когда король Дон Дуарти заболел, находясь в Томаре. Как только принц узнал о недомогании своего брата, то тотчас же отбыл в этот город. Как только король умер, принц был вызван вдовствующей королевой, которая поручила ему согласовать с инфантом Доном Педру и грандами королевства действенные меры по преодолению постигших королевство трудностей. Инфант созвал упомянутых лиц, которые решили, что следует собрать Кортесы, для принятия постановлений, которые они сочтут уместными. Принц держался той точки зрения, что пригласительные письма должны были быть подписаны инфантом доном Педру; однако, поскольку он отказался сделать это, все бумаги были подписаны королевой, с той клаузулой, что данная подпись будет действительна до тех пор, пока собрание штатов не примет постановление по этому вопросу. Одновременно инфант, вследствие своего всегдашнего благоразумия, был избран на роль посредника между королевой и инфантом Доном Педру. Таким образом, в результате предложений, внесенных этим принцем и обсужденных на различных совещаниях, было постановлено, что королеве поручается воспитание детей и управление их имуществом, а инфанту дону Педру — администрирование и управление королевством с титулом «
Однако поскольку значительная партия в палате народов (Braco dos Povos) не приняла это урегулирование, в результате чего возросли беспорядки, инфант Дон Энрики снова принялся искать способ примирить различные партии, добившись соглашения между советом и уполномоченными или депутатами от народа, опубликованного 9 ноября 1438 года. Оно постановляло:
1. Что воспитание малолетнего короля и его братьев, право назначений на места и должности при дворе будет принадлежать вдовствующей королеве Донне Леонор, равно как ей будет назначена подобающая сумма для покрытия расходов королевского дома;
2. Что королевский совет будет состоять из шести членов, которые, попеременно и в определенные периоды будут заведовать делами государства, находящимися в их компетенции, в соответствии с приказом, установленным кортесами;
3. Что помимо этого совета будет избрана постоянная депутация штатов для пребывания при дворе, каковая должна будет состоять из одного прелата, одного фидалгу и одного гражданина, каждый из которых избирается своим соответствующим сословием или палатой сроком на один год;
4. Всеми официальными делами должны будут ведать шесть советников и депутация трех штатов под председательством королевы, при одобрении и утверждении инфантом Доном Педру. При равном количестве голосов все упомянутые дела, в которых таким образом не удалось добиться согласия, должны будут передаваться на рассмотрение инфантам, графам и архиепископу и решаться затем большинством голосов. В случае согласия королевы с инфантом ее голос будет решающим, даже если весь совет будет против;
5. Всеми делами казны, за исключением тех, которые находятся в компетенции кортесов, будут ведать королева и инфант, соответствующие декреты и приказы должны будут подписываться обоими, а управляющие казной становятся ответственными за их исполнение;
6. Наконец, было решено, что кортесы будут собираться ежегодно для решения дел, которые совет не сможет решить самостоятельно, как, например, «[приговоры к]
Однако королева, подстрекаемая партией сторонников насилия, отказалась принять и санкционировать эти решения, несмотря на горячую настойчивость инфанта Дона Энрики. Этот отказ со стороны королевы, который сей же час дошел до сведения кортесов, вызвал в народе большое брожение, распространившееся и на сами Кортесы, в результате чего они постановили вручить полномочия регента одному инфанту Дону Педру.
Следует отметить, что инфант Дон Энрики постоянно отвергал все, что постановляла Лиссабонская палата и другие городские советы, официально заявляя, что подобные собрания своими действиями незаконно присваивали себе право, принадлежавшее исключительно кортесам. Этот мудрый принц, действуя в столь сложной обстановке с испытанным благоразумием и просвещенной политикой, равным образом выразил свое возмущение, узнав, что королева укрепилась в Аленкере, и получив известие о том, что она обращалась за помощью к инфантам Арагона. Все же это не помешало ему отправиться в Аленкер, чтобы убедить королеву вернуться в Лиссабон с целью представлять в кортесах малолетнего короля (1439); и таково было уважение, внушаемое этим принцем, что королева, ранее не поддававшаяся на увещевания людей большего авторитета, уступила уговорам инфанта. В следующем году распри, в которых все еще пребывало королевство, вынудили инфанта заняться государственными делами, примирением партий и предотвращением гражданской войны.
184