Инфант, поблагодарив его за добрую его волю, приказал тотчас снарядить каравеллу[257], каковую и послал таким образом, чтобы Диниш Диаш смог отправиться исполнить достойное свое желание. Каковой [Диниш Диаш], отбыв со своею компанией, не пожелал зарифлять парусов (amainar) до тех пор, пока не миновал землю мавров и не прибыл в землю негров, называемых гвинейцами (Guinéus).
И хотя в сей истории мы уже несколько раз именовали Гвинеей иную землю — ту, куда отправлялись первые [мореплаватели], — мы пишем так обобщенно, однако не потому, что вся земля есть одна; ибо великие различие существует между одними землями и другими, и весьма удалены они друг от друга, как мы изложим далее, когда найдем подходящее для того место[258].
И, когда они совершали свой путь вдоль того моря, каравеллу узрели пребывавшие на земле; каковой вещи весьма дивились, ибо, как представляется, прежде они никогда не видели подобного и не слышали, чтобы кто-нибудь говорил о таком; и одни полагали, что то была рыба, другие разумели, что то было привидение, иные говорили, что это могла быть какая-нибудь птица, несшаяся таким образом, путешествуя по морю. И, так рассуждая о сей новизне, возымели четверо из них мужество рассеять подобное сомнение (e razoando-se assim sobre esta novidade, filharam quatro daqueles atrevimento de se certificar de tamanha dúvida)[259] и поместились в небольшую лодку, целиком сделанную из выдолбленного дерева, без всякого иного добавления. Мне кажется, что это должно быть нечто наподобие кошу (coucho), похожего на некоторые из тех, что встречаются на реках Мондегу или Зезери, на коих землепашцы переправляются, имея в том надобность во время больших зим.
И они преодолели так немалое расстояние по морю, к тому месту, где каравелла следовала своим путем; и бывшие внутри [нее] не смогли удержаться от того, чтобы не появиться на борту. И когда негры узрели, что те, кто плыл внутри корабля, были людьми, то поторопились бежать (trigaram-se de fugir) так [быстро], как только могли. И хотя каравелла следовала позади них, из-за слабости ветра их так и не удалось захватить (ficaram por filhar).
И, пройдя таким образом еще вперед, они [наши] встретились с другими челнами, [в] каковых, как увидели наши, были люди, напуганные новизною их вида и, побуждаемые страхом, все хотели бежать; однако поскольку случай был лучше, нежели первый, они захватили четырех из тех, каковые стали первыми неграми, что в своей собственной земле были захвачены христианами, и нет ни хроники, ни истории, в коей рассказывалось бы о противном[260].
Поистине, сия была не малая слава для нашего принца, чья могущественная сила оказалась достаточною, чтобы послать к народам, столь далеким от нашего королевства, и составить добычу из соседей земли Египетской[261]. И Диниш Диаш также не должен оставаться в стороне от сей славы, ибо он был первым, кто по его [принца] приказу захватил мавров в той земле.
И он последовал далее вперед, пока не достиг большого мыса, коему дали название Зеленого мыса (cabo Verde)[262]. И говорят, что они нашли там много людей, однако мы не находим в записях о том, каким образом они с ними встретились: увидели ли они их с моря, пребывая на корабле, или же [те] шли в своих челнах, занимаясь своей рыбной ловлей. Достаточно того, что они не захватили больше [никого] в том путешествии; говорится лишь, что они высадились на одном острове[263], где нашли множество коз и птиц, от коих получили большое подкрепление. И равным образом говорится, что они обнаружили там много вещей, отличных от сей земли, как в дальнейшем будет поведано.
И оттуда они возвратились в сие королевство. И хотя (pero que) добыча не была великою, как иные, что прибывали прежде, инфант почел ее за весьма большую, ибо она была из той земли[264]; и посему пожаловал Диниша Диаша и его товарищей великими милостями.
ГЛАВА XXXII.
Как Антан Гонсалвиш, Гарсия Омен и Диегу Афонсу отправились на Белый мыс.
Добро будет, коли мы вернемся к тому эшкудейру, что в прошлом году остался на Золотой реке, как мы уже сказали, коего особая служба достойна великой памяти; каковой [службе], сколько бы не размышлял я о ней, не могу не дивиться все более.
Что сказать мне о человеке, что прежде в той земле никогда не бывал, проживая же в ней, не встречал какого-либо иного человека, коего знал бы или о ком бы слышал, — и притом пожелал пребывать вот так среди людей немногим менее, чем диких, о чьих ухищрениях и условиях [жизни] он не ведал?
Я размышляю над тем, с каким видом предстал он впервые пред ними, или о том, что сказал он им о цели, ради коей оставался, или же о том, как сумел он договориться с ними насчет продовольствия и прочих вещах для своего употребления. Верно то, что ему довелось уже побывать в плену среди иных мавров в сей части Средиземного моря, где он приобрел знание языка; но я не ведаю, помогло ли оно ему среди тех [людей][265].
Антан Гонсалвиш, что его там оставил, памятуя о его пребывании, поведал о сем инфанту, сказав:
— Ваша милость ведает, как Жуан Фернандиш, ваш эшкудейру, остался на Золотой реке с целью узнать обо всех вещах той земли, как великих, так и малых, дабы вам о них осведомиться, ибо ему известно, что таково ваше желание. И вы ведаете, что вот уже столько месяцев он пребывает там ради службы вам. Коли ваша милость соизволит послать меня за ним, а со мною и иные корабли, то я потружусь, дабы вам послужить, таким образом, чтобы, помимо возвращения эшкудейру, можно было бы оплатить весь расход, что будет произведен в нашем путешествии.
И вы уже ведаете, сколь горько было слышать подобные просьбы[266] человеку, имеющему подобное стремление к сим вещам[, каковое имел инфант].
Корабли были вскоре подготовлены; коих Антан Гонсалвиш был главным капитаном, взяв с собой в компанию Гарсию Омена и Диегу Афонсу, слуг инфанта, как в других местах вы уже слышали. И сии двое получили командование двумя другими каравеллами, но под предводительством главного [капитана].
Отбыв, корабли отправились получить свои съестные припасы (bitalha) на острова Мадейры, ибо там имелось уже большое изобилие продовольствия. Там они договорились следовать прямиком к Белому мысу; и даже если какой-нибудь случай их разделил бы, они условились все равно направить свои корабли к оному мысу.
И так как погода, что легко переменяется от затишья к буре, а в иных случаях напротив, повела себя по своему обыкновению, на них обрушилась такая буря, что они, отдалившись друг от друга, весьма скоро помыслили о своей погибели; при том каждый из тех капитанов, видя собственный великий труд, думал, что труд его товарища должен быть много больше, вследствие чего предполагал его гибель. И было при том столько мнений на каждой каравелле, что они едва ли могли прийти к какому-либо точному решению; однако все же укрепились в намерении, каждый со своей стороны, продолжать путь прямиком туда, куда прежде они все вместе решили идти. И каждый думал, что лишь ему одному оставалось все то поручение, ибо весьма сомневались в том, что их товарищи туда прибудут, веря, что их возвращение в королевство будет наилучшею долей в том приключении (aquecimento), ибо в погибели их были уверены гораздо более.
Так продолжали они стоять против своей фортуны, с великим трудом тел и не меньшим страхом сердец, пока не сделалось угодно Богу, дабы море утишило первичную свою ярость и возвратилось к спокойствию, как и подобало для их путешествия.
257
258
259
260
261
262
264
265
Жуан Фернандиш, как мы видим, в ходе своего плена в Мавритании изучил арабский язык, а также, весьма вероятно, берберский, и должен был там приобрести некоторые сведения о внутренних районах Африки; для получения более обстоятельных знаний он имел мужество остаться среди мавров на Золотой реке, с тем, чтобы быть в состоянии лучше информировать инфанта.
266