И, наконец, мы можем также сказать о великой мощи Нила те слова, что Епископ Акорей[376] говорил о ней Цезарю, согласно тому, что пишет Лукан.
— О, — говорил он, — могучая и великая река, что поднимаешься из середины оси свода небесного, и дерзаешь вздымать воды над брегами к знаку Рака, когда он пребывает в величайшей мощи своего жара, и идешь прямо на северо-запад с твоими водами, и течение твое рассекает посередине равнину; и, возвращаясь оттуда, ты направляешься к западу, и затем поворачиваешь на запад, и временами ты открываешься в Аравии, временами — в песках (areas) Ливии, показываясь народам тех земель, творя для них многие блага и многую пользу, ибо не могли бы там без тебя ни жить, ни обойтись — и сии есть лишь первые из зрящих тебя народов! Мощь твоя — в том, чтобы выходить во время стояния солнца, из коих одно бывает в декабре, а другое в июне, прибывая в чужую зиму, каковая не есть твоя. Природою дано тебе идти по обеим осям свода небесного, scilicet, одною — зимнею, а другою — полуденною! Пена твоя сражается со звездами — столь высоко заставляешь ты подниматься ее мощью своею! И пред волнами твоими все дрожит! Что могу сказать я тебе кроме того лишь, что ты — как пуповина мира: ибо также как животные, покоящиеся в утробах матерей, управляются пуповиною, тем же образом можно уподобить величие твое в делах земных!
ГЛАВА LXIII.
О том, как каравеллы отбыли с реки, и о путешествии, ими проделанном.
Все эти тайны и чудеса доставил гений нашего принца пред очи уроженцев нашего королевства; ибо, хотя все вещи, сказанные мною о чудесах Нила, его очами не могли быть узрены (что было невозможным), великим делом было то, что его корабли добрались туда[377], куда никогда не добирался ни один другой корабль из сих краев, как о том нигде в записях не обнаруживается. О чем достоверно можно утверждать, согласно делам, о коих говорил я в начале сей книги, относительно прохода мыса Божадор, а также вследствие страха, что возымели уроженцы той земли, увидев первые шедшие к ним корабли, думая, что то была рыба или какая иная подобная ей морская живность[378].
И вот, возвращаясь к нашей истории, когда было таким образом завершено то деяние, желанием всех тех капитанов было потрудиться ради составления достойной добычи, подвергнув свои тела любой опасности; однако представляется, что ветер резко подул к югу, так что они были принуждены поднять паруса. И когда они легли в дрейф (andando repairando), дабы увидеть, что задумала содеять погода, то она развернула их на север, с чем они и проделали свой путь до Зеленого мыса, где в минувшем году уже побывал Диниш Диаш.
И они шли вперед до тех пор, пока не прибыли к ним все каравеллы, не считая принадлежавшей Родригианнишу ди Травасушу, каковая отбилась от флотилии (que perdeu a conserva) и совершила путешествие, о коем будет рассказано в дальнейшем.
И когда пять [каравелл] оказались против мыса, они увидели остров, на каковом высадились, дабы увидеть, был ли он населен; и обнаружили, что он был пустынен. Они нашли там лишь великое множество коз, из коих взяли несколько для своего подкрепления; и говорили, что не было разницы между ними и козами сей земли, не считая лишь ушей, кои у них большей величины. Затем они взяли воды и проследовали еще вперед, пока не обнаружили другой остров, на коем увидели свежие шкуры коз и иные вещи, по коим узнали, что прочие каравеллы уже проследовали вперед. И, для собственного уверения, они нашли вырезанный на деревьях герб Инфанта, а также буквы, из коих слагался его девиз.
«Поистине сомневаюсь я, — говорит автор, — чтобы после мощи Александра и Цезаря был в мире какой-нибудь принц, что столь далеко от своей земли повелел бы установить вехи (malhoes) своего завоевания!»
И по сим знакам, которые таким образом нашли те [люди] с каравелл на тех деревьях, они узнали, что некоторые уже следовали вперед, и посему решили вернуться; и, как они узнали в дальнейшем, каравелла Жуана Гонсалвиша Зарку, капитана острова Мадейра, была тою, что уже проследовала дальше.
И поскольку на земле было столько тех гвинейцев, что [наши] никоим образом не могли высадиться, ни днем, ни ночью, пожелал Гомиш Пириш показать, что желал выйти к ним по-доброму; и положил на землю пирог, зеркало и лист бумаги, на коем начертил крест. И они, прибыв и найдя таким образом те вещи, разломили пирог и забросили его подальше, и метали свои азагаи в зеркало до тех пор, пока не разбили его на множество осколков, и порвали бумагу, показывая, что не было им дела ни до одной из тех вещей.
— Что ж, коли так, — молвил Гомиш Пириш, обращаясь к арбалетчикам, — стреляйте в них из арбалетов, по крайней мере, дабы они ведали, что мы суть люди, могущие причинить им вред, когда они по-доброму не захотели договориться с нами.
Однако гвинейцы, видя намерение других, начали посылать им ответ, также меча в них стрелы и азагаи, некоторые из коих были привезены в сие королевство. И [их] стрелы сделаны таким образом, что не имеют ни перьев, ни бороздки, чтобы войти в тетиву, но все полностью гладкие (somente a moiz toda uma)[379], и короткие, и сделаны из боинью (boinhos)[380] или тростника, а железные наконечники у них длинные; и есть из них такие, что сделаны из дерева и вделаны в древка (astas), похожие на железные веретена, с коими прядут женщины сей земли; и есть у них также другие маленькие остроги; каковые стрелы, все равным образом, отравлены травою. И азагаи сделаны каждая из семи или восьми зубцов (garfos) гарпуна, а трава, кою они используют, весьма ядовита.
И на том острове, где был вырезан герб Инфанта[381], обнаружили деревья весьма толстые, диковинного вида (de estranha guisa), среди коих было одно, имевшее в обхвате у подножья сто восемь пядей. И сие дерево не достигает большой высоты, но лишь высоты ореха; и из его лыка делают весьма добрую пряжу для снастей, и оно также горит, как лен. Его плод подобен тыквам, семена коего — как лесной орех, каковой плод едят зеленым, а семена высушивают; коих [семян гвинейцы] имеют большое количество — я полагаю, что для своего пропитания после того, как заканчивается зеленый [плод][382].
Были там некоторые, что говорили, будто видели птиц, показавшихся им попугаями.
Договорились там все капитаны отплыть с намерением войти в реку Нил, однако ее не достиг никто, кроме лишь Лоренсу Диаша, того оруженосца Инфанта; каковой, поскольку был один, не отважился войти в нее. Посему он отправился с лодкою, и по пути туда они захватили гвинейцев. Однако он возвратился, не свершив ничего, о чем следовало бы поведать. И поскольку он не отыскал более флотилию (nao achou mais a conserva), то отправился прямиком в Лагуш.
И Гомиш Пириш тем же образом потерял компанию прочих каравелл. И, следуя своим путем до Португалии, после того как вступил в воды Эржина [Аргуина], он прибыл на реку Золота[383], по каковой поднялся до порта, где в минувшем году побывали он, Антан Гонсалвиш и Диегу Афонсу; куда тотчас же явились мавры, по заявлению коих он разузнал, что там не было купцов. Они, однако же, продали ему одного негра за сумму в пять добр, кои он заплатил им в виде некоторых вещей, отданных им вместо денег.
376
Место, к которому обращается Азурара, начинается со следующего стиха:
и пр.
При сравнении этой главы Азурары с эпизодом песни X «Фарсалии», мы ясно видим, что это от Лукана он впитал все описание, которое дает относительно Нила.
377
Эти две главы показывают, таким образом, обширную эрудицию Азурары, и в то же самое время — исторические и космографические знания наших первых исследователей. Кроме того, мы обратим внимание читателя на очень важную деталь, а именно, что, в то время как Азурара относительно этих предметов показывает себя пропитанным чтением древних авторов, тем же образом, что и наши моряки, последние, если мы рассмотрим дух их слов, все же показывают, что в этом отношении обладали знанием системы арабских географов. Последние применяли те же самые названия к двум рекам, различая между ними
В томе XIV «Annales des Voyages», Malte-Brun, 1811, и в томе XVII того же самого труда, стр. 350, помещен любопытный анализ этой работы
378
379
Как отмечают португальские филологи, точное значение слово «moiz» неизвестно, так что оно интерпретируется лишь предположительно. По-видимому, речь идет о «гладком или отшлифованном предмете» («cousa lisa ou pulida»), поскольку у стрелы нет «бороздки, чтобы войти в тетиву» (Р. Бразил; также в английском переводе читаем — smooth); между тем, Т. ди Соза Соариш полагает, что, судя по контексту, речь идет о «древке стрелы» (haste da frecha). —
380
Как указывают португальские комментаторы, «boinhos» — это «сорт тростника» (Т. ди Соза Соариш), «очень прочный тростник» (Р. Бразил). —
381
382
Наши моряки и Азурара описали его за 310 лет до французского натуралиста, давшего ему ботаническое название, под которым оно сегодня известно.
383