Номенклатура председателей колхозов. Тридцатитысячники и партийцы
Огромные полномочия хозяйственной власти были предоставлены председателю колхоза, но редко какой председатель был из местных жителей, чаще райком привозил на общее собрание своего номенклатурного ставленника и марионетку и всеми правдами и неправдами протаскивал его кандидатуру на общем собрании методом открытого голосования простым поднятием руки. Те, кто постарше, помнят про «тридцатитысячников». Это были потомственные рабочие-партийцы Путиловского, Ижорского и других заводов Ленинграда, которые потеряли наследственную связь с землей и забыли, что такое сельскохозяйственный труд и сельскохозяйственное производство. Вот их и назначали председателями колхозов, особенно в те места, где не было помещичьих имений, а значит, и не было достаточного количества духовно развращенных людей из числа «дворовой челяди», чтобы применять насилие и произвол над сельским крестьянством. Они не были «безродными космополитами», а были русскими по своему происхождению с крестьянскими корнями. Но в духовном плане они были «безродными космополитами», забесовленными идеей мировой революции, и были обязаны при исполнении председательских функций не столько заботиться о выполнении государственного плана поставок сельхозпродукции, сколько о воспитании «нового человека». А таким «новым человеком» они считали самих себя, коммунистов-интернационалистов, потерявших наследственную связь с крестьянским духом и готовых ради мировой революции превратить всех своих колхозников в свое духовное подобие.
Деревня, в которой я родился, никогда не знала крепостного права и не кормила помещика. Вот поэтому, в период моего раннего детства там и был председателем один из таких рабочих-тридцатитысячников. Фамилии его я не знаю. Позже председателем стал не местный житель, а назначенец района по фамилии Муратов. Самого его я никогда не видел, а с его сыном Анатолием Муратовым, очень прилежным, послушным и болезненным юношей я закончил в одном классе десятилетку. Никто Муратова в школе не обижал, но и особой дружбы с ним не водили, не потому, что он был сыном председателя, а в силу его собственной болезненности и отчужденности. Дочь председателя, если не ошибаюсь, Нина Муратова, тоже училась со мной в одном классе до восьмого класса. Она рано созрела как девушка, была очень красива, а ее щеки пылали здоровым румянцем. Я был какое-то время тайно в нее влюблен, но никогда не выказывал своих чувств. Потому, что сам себе казался по сравнению с ней «недоразвитым» подростком, на которого такая красивая и рано созревшая девушка не может обращать никакого внимания. Куда ее отец перевел после семилетки, я не знаю. Юность забывчива, и новые впечатления скоро вытеснили Нину Муратову из моей юношеской памяти. Хотя «тридцатитысячники»-председатели предшествовали моему появлению на свет, но я их помню. Потому, что их «геройство» воспевалось в стихах и в художественной прозе, а также их судьбе были посвящены лучшие фильмы о деревенской жизни. Совершенно очевидно, что если бы не было жестокого партийного контроля, за командными кадрами колхозной деревни и принципа номенклатурного назначения не по деловым качествам, а по партийным качествам готовности исполнения самых безумных и абсурдных указаний центральной власти, то уже через пять-шесть лет колхозная деревня самостоятельно перевернула бы духовный треугольник системы управления, вершиной вверх и вернулась бы к традиционным принципам земского самоуправления.